Осень безвозвратная. Часть вторая

1980
Москва.
Мне 18.
Моё знакомство с Андреем состоялось первым по-настоящему тёплым днём в году — 19-го апреля.
Сходили втроём в кино.
А потом пошли к Андрею.

Он на кухне готовит нам чай с бутербродами. 
Мы со Светкой сидим на балконе и смотрим вниз.

Ветер по-летнему тёплый.
 Деревья ещё  голые.
Замоскворецкие дворики пока не залитые зеленью
просматриваются насквозь.

- А вон там живёт Олег  - Светка показывает куда -то совсем рядом.
Не смотрю. Мне не интересно.

Светка быстрым шёпотом рассказывает о бурном развитии романа. 
Зачем об этом сейчас? 
Ей, наверное, хочется, чтобы Андрей услышал. 

Перебрались на кухню. 
У Андрея кроме чая с бутербродами ещё и вино нашлось.
Хорошо сидим. 
Я перегнулась через стол, плеснуть в бокал ещё вина. 
Почувствовала задом весьма заинтересованный взгляд.
Может Андрей и страдалец, но не в плане высоких чувств. 

Потом не раз будет упоминать, что любит округлые формы.
У  меня с этим порядок.
Не то, что Светкины мощи. 

К сожалению, мне пора уходить.
Чинно сообщаю, что иду в театр с женихом.
Андрей улавливает иронию.

Разве у меня может быть как у людей?

Есть так называемый жених - отмазка в собственных глазах и в глазах общественности.
Познакомилась полгода назад у центральной синагоги, куда в субботний вечер  меня притащила мама.
 Жених на десять лет старше. Студент последнего курса Политехнического. Из провинции. Хочет остаться в Москве. Родители состоятельные. 
Готовы купить кооператив. 
 Мама спит и видит, чтобы я из комнаты съехала. 
Жених воспринимает меня всерьёз.
Водит в театры. Дарит цветы.
Бессовестно  принимаю ухаживания.
Он нормальный.
Нормальные мне не интересны.
Сегодня идём смотреть премьеру «Леди Макбет Мценского уезда» в театре Маяковского.
 С Гундаревой в главной роли.  
Это одна из наиболее значительных постановок в истории Театра Маяковского, которая потом с успехом будет идти в течение 13 лет.
Никто не сыграет Екатерину Измаилову лучше Гундаревой.

Но для меня это сейчас не важно.

Наступает поворотный момент моей жизни. 
Я прошу Андрея проводить меня до метро.  

Сама бы не заблудилась. 
А вот с ним наверняка.

У Андрея нет понятия о направлении и времени.

Вдруг вижу, что за окном пасмурно.
Или у меня в глазах потемнело?

Андрей надевает старое чёрное пальто ( наверно отцовское).
Выходим  из квартиры.
На площадке нет света. 
Он оборачивается. 
Лицо  белеет как планета в космосе и весь он в дымке.

Я чувствую холод, запах первого снега и костра.

За  спиной Андрея на стене, словно дрожавший фон проектора  старого кино - вид бескрайних заснеженных лесов.
В кадре на Андрея спроецирован его двойник в шинели и будёновке.
В воздухе висит пар нашего дыхания.
Я тоже чувствую раздвоение.
В сознании мелькают узнаваемые сцены чудовищной жизни уличной девчонки, жившей полвека назад.
Одета в шелка с чужого плеча.
Губы в пунцовой помаде.
Красные туфельки на высоких каблуках.
Мне бы пошёл стиль ретро.
Души двух влюблённых прошли сквозь нас  навстречу и исчезли, оставив острый импульс нежности и безнадёги. 
Нас c Андреем толкнуло друг к другу.

Паранормальное  явление отняло силы.
Уткнувшись в лацкан  пальто Андрея, я на минуту заснула.

Очнувшись,  стряхнула наваждение.

 У тех привидевшихся ребят были, наверно, большие проблемы.

Мы с Андреем не раз усомнимся в видении и в полученном в связи с ним даре чувствовать больше, чем полагается.

Иногда будем думать, что сошли тогда с ума. 
Недоброжелатели попытаются нас в этом убедить.

Смотрю на часы. Шли верно. Теперь отстают.

Была в театре приведений.
Пора в театр Маяковского.
Опаздываю.
Но не тороплюсь.

Потянуло  блуждать по замоскворецким дворикам, по петляющим  следам  прошлого и будущего.
Полученный импульс не затухает. Энергетическая  пробоина пышет жаром.

День такой тёплый.
 Ветер ласковый.

Через 15 лет  19 е апреля не будет  таким ласковым. 
Ветер будет плевать в лицо мокрым снегом. 
Замоскворецкий дворик покажется сиротливым и грязным.
Андрей уже не такой сильный, но всё равно, сильнее меня, беременной на последнем месяце. 
Моя беременность станет первой проблемой в его беззаботной жизни, настолько невыносимой проблемой, что ему захочется забить меня до смерти в пустой подворотне. Но я скажу ему, что не боюсь и по мере сил дам отпор. Он струсит, отступит. Времена уже не те. Отмазать будет некому. 
Лицо Андрея снова примет человеческое выражение. Но не в моих глазах.

Тень будущего промелькнёт  мгновенно.
 Мы и не заметим.

Жених привык, что я вечно опаздываю.

Вскоре он устанет обманываться. Найдёт себе другую невесту – москвичку. 
Женится. Заведёт детей. 
Я буду искренне рада.

1980
Москва.
20 мая.
Светка звонит. Предлагает встретиться. Хочет познакомить со своей новой любовью – Олегом, о котором так много рассказывала. 
Светка говорит, что Андрей тоже придёт.
Я прискакала окрылённая.
Стоим с ней у метро «Университет».
 Звоним Олегу. Не отвечает.  
«Позвоним позже» - говорит Светка.
 Куда теперь?
Едем на другой конец города к знакомому её отца.

Скучный бледный слизняк лет сорока разливает по стаканам дешёвое  вино, включает музыку, зовёт танцевать.
Светка танцует. Я нет.
Хозяин  предлагает заняться сексом втроём. 

Я предлагаю нам уйти.

Оба  удивлены -  я предложением, хозяин отказом.
Оба недовольно смотрим на Светку.
Она между двух огней.
Выбирает меня.
Уходим.

- Теперь куда?
- К Олегу.
- Он же не отвечает.
- Спит пьяный. Придём – откроет.


Выходим из метро Новокузнецкая перед самым закрытием. 

Я замёрзла и устала.
Поэтому когда пресловутый Олег открывает дверь, я искренне рада.
Совершенно  пьяный. 
Светка не раз говорила, что он намного красивее Андрея.
Не сказала бы. 
Среднего роста, одутловатый, рыхлый брюнет наших лет.
Глаза красивые – ярко бирюзовые. Чернобровый. Длинные пушистые ресницы. Взгляд насмешливый, холодный. 
Алкоголь не разгоняет его тоску.
Представляю, каково ему трезвому. 

Будущее покажет -  не смотря на  вечную меланхолию, Олег всегда при деньгах.
 Он хитрый и практичный.
Но из-за пьянства не дотянет и до сорока.  

Оставляю парочку наедине. 
Иду спать в соседнюю комнату.
Отключаюсь сразу.

Утром просыпаюсь от чувства, что что-то произошло.
Светка какая- то особенная, значительная – вся светится.
 На женщин в первый день беременности находит красота.

Буду цепляться за это воспоминание.

За время своей беременности Светка измучает меня разговорами о том, что не знает кто отец ребёнка.
У неё и с Андреем в эти дни был секс и с другими.
Она будет утверждать - Андрей надеется, что это его ребёнок.

Узнав об этом заявлении, Андрей разразиться громким хохотом.

Через 4 месяца приеду к Светке в загородную больницу, куда её положат на сохранение. 
Андрей с Олегом тоже приедут.
Светка сядет Андрею на колени, станет обнимать и манерно сюсюкать.
Наши с Олегом вытянутые физиономии покажутся Андрею забавными: - «нет у людей чувства юмора»
Олег тихо скажет мне: -«Пошли». 
Я возьму его под руку.
Поедем к нему домой и напьёмся. 
Хоть и пьяный, он попытается позаботиться обо мне: приготовит еду, включит музыку, будет развлекать смешными историями.
Я разрыдаюсь как героиня мелодрамы и пойду спать в другую комнату. 
Лягу, свернувшись зародышем. 
Проснусь от того что голый Олег развернёт меня как лисица ежа. 

Родители Олега и Светки договорятся. Брак зарегистрируется. 

«Последний раз я видел Олега удаляющегося с тобой под руку» - скажет мне Андрей через 15 лет, когда ему захочется похвастаться перед ним нашим новорожденным  сыном. 
После стольких лет он, наконец, позвонит Олегу и пригласит приехать ко мне. 
Но встречаться с другом не хватит духа.
Андрей уйдёт перед его приходом.
 Скажет: -«Приглашать его – это удар ниже пояса».
Незадолго до этого Светка эмигрирует с кучей своих чумазых, нечёсаных, неизвестно от кого рождённых детей.  
Потом услышу вскользь от центрового таксиста: - «тут одна цыганка у «Интуриста» ошивалась. Детей у неё как мышей. Ишь ты – на Запад свалила»

28 мая 1980.
Четверг.
Серые будни окрашиваются мыслями об Андрее. 
Накручиваюсь, зацикливаюсь.
Краски становятся всё интенсивнее. 
Чувствую, как из вялой, прагматичной холоднокровной становлюсь теплокровной, стремительной, нерациональной.

И вдруг оказываюсь сидящей у него на коленях в его квартире .
Это не телепортация.
Просто, погружённая в думы, не заметила, как пришла.
Там ещё какие- то люди – его товарищи геологи.
Он пьян. Хорошо держится. Смотрит очарованно и удивлённо, словно я материализовалась из его желания.
Начинаем  целоваться медленно, созерцательно.
Мысли не  уносит ни в прошлое, ни в будущее.
Мы тормозим течение времени.
Глаза Андрея так близко, что больше ничего не видно. 
От алкоголя они меняют цвет - из зелёных в голубые.

Сколько я здесь?
Минут 20 – 30?
Пора уходить.
Завтра рано на работу.

Он пытается удержать.
Но я как стойкий солдатик.

Никто меня так не обманывал я сама себя.
 
Бояться нечего.
У меня женские дела.
Гарантия - секса не будет.
Загляну и сразу уйду. 
У него наверняка ещё кто-нибудь дома.

31 мая 1980.
Воскресенье.
Восемь  часов.
Вечер такой шикарный. Бархатный.
Солнце раскрасило мягкими масляными бликами стены замоскворецких двориков.

На душе бравада.

Андрей открывает и радостно смеётся. Глаза голодные.
Тянется ко мне.
 Ловлю, отвожу его руки. 
- Мне нельзя. Я ненадолго.
- Да конечно. Без проблем. Ничего не сделаю. Слово даю.
Детским шёпотом продолжает обещать неприкосновенность, а происходит всё наоборот.
«Продолжай врать. Не останавливайся» 


1980
1 июня
Понедельник.
Задремала или была в обмороке от потери сил?
Проснулась, дрожа как загнанная лошадь.

Ночи не было. Неизвестно куда делась.
Мы перепробовали всё что нельзя.
Это не раскрепостило. Скорее наоборот – добавило неловкости, отдалило.

Мы  похожи на двух грешников вылезших из ада, покрытых сгустками чёрной крови. 

На  работу пора. Не могу  пошевелиться. 
Он спит холодный, как мертвец.  Пытаюсь до него дотронуться. Становлюсь ещё холоднее.

Кажется, целую вечность лежу с этим грязным покойником.
И сама я грязный труп.

Всегда буду бояться его спящего. Он не помнит снов.  
За годы общения разбужу один раз. Обрадуюсь, что, наконец, удалось.
 И напрасно. 
Он чуть не разобьёт мне лицо. Проснётся, не понимая, где и с кем.

Кое- как соскребаюсь с постели.
Иду на кухню. Ставлю чайник. 
Возвращаюсь в спальню. Пристально смотрю на него - хоть бы пошевелился.
Открываю шкаф. Роюсь в ворохе одежды. Нахожу старый халат ( наверное его матери) 
Принимаю душ. Вспоминаю, как за ночь мы несколько раз мылись в душе вдвоем, а через минуту снова становились липкими от крови.

Сижу на кухне. На столе пачка журналов «Наука и жизнь». 
Перелистываю. 
На последних страницах одного из журналов хорошая фантастика. 
Погружаюсь в сюжет. Пью чай. 
Прекрасный вид из окна. Прекрасная погода.
Всё! 
Хватит!
Расселась!
Ясно чувствую, как это место отторгает меня.
Одеваюсь.
Ухожу.

О том чтобы на работу не может быть и речи.
Рискую к врачу.
Жалуюсь на страшную слабость, головную боль и менструальное недомогание.
Бюллетень дали.
Чудеса!
Сейчас бы домой и рухнуть. 
Как бы не так! 
Мама ещё с прошлой недели бюллетенит. Проблемы с желудком.
Только и ждёт. 
Позвонила ей накануне, сказала, что ночую у подруги
Ответила: - «Немедленно домой или можешь вообще не возвращаться»  

Сегодня у меня нет сил отдыхать в метро.

Еду к Светке.

Полулежу у неё на диване.
Она сидит у изголовья как терапевт. 
Вкрадчивым голосом посвящает меня в интимные подробности отношений с Олегом.
Потом выуживает подробности свидания с Андреем.

Передаст ему слово в слово.

Волна его гнева потушит свет в нашей страсти.

Дальше мы будем планомерно уничтожать друг друга.
«Порочная связь» - прокомментирует он через 15 лет.
Какая – никакая – а связь. 

Мне снился стук колёс набирающей разгон осени.
 Товарный  поезд набитый молодёжью. Везут как скот.
 Весело играет гармошка. 
Повсюду агит-плакаты, знамёна с призывами к строительству коммунизма.
Кочегары революции забрасывают в топку осени жаркие комсомольские  сердца. 
Разгорается вера, что всё они герои. Едут строить светлое будущее в добровольно – принудительном порядке.
Вдоль дороги всё ярче занимается листва.

Мелькают станции и полустанки, увязшие в грязи телеги, измученные люди в потёртых шинелях  - те, у кого нет сил ехать дальше.
Тридцатые годы. 
Большое путешествие в Сибирь.

В складках тёмных туч, как кровавый надрез блеснул горизонт. 
Меня тянуло в этот красный туннель как пищику в пылесос.  

Сон оборвался и оставил за собой шлейф запахов костра, леса и первого снега.
Этот сон повториться ещё не раз.
Увидев первый раз, проснулось с седой прядью шириной в полсантиметра справа от макушки. 
Седина в 18 лет - моя вакцинация от старости
К тому времени, когда ровесники полностью поседеют, сохраню прежний цвет волос за исключением этой прядки в полсантиметра шириной.  Укладываю волосы так, что её не видно.
*******
 

Осень безвозвратная. Часть третья

1980
1 июля. 
Ещё не знаю, что Светка меня заложила.
С тех пор связь с Андреем потеряна.

Мои страдания протекают под чутким наблюдением подруги.
Утешает и развлекает.
Помогает в поисках Андрея.
Даёт  список телефонов, по которым я безрезультатно названиваю. 
Таскает  на канцеры бездарных эстрадных артистов.
 У неё родственники -  потомственно-бездарные артисты. Кто – то из них уже заканчивает карьеру, кто- то начитает в том же духе. 
Концерты бесплатные. 
Проходят в клубах и красных уголках разных предприятий.
Профсоюзы для отчётности устраивают для работников культурные мероприятия. 
Знаменитостей приглашать дорого.
Формальным отношением к искусству и кормятся бездарности.
Артисты приглашают знакомых для количества.
Ограниченность  пространства и малочисленность публики создаёт впечатление приватности. 
Светка шёпотом посвящает меня в пикантные подробности из жизни выступающих, а так же травит душу рассказами об Андрее.  

1 августа 1980.
День сухой и серый.
Мы со Светкой играем в Анну Каренину -  бредём по трамвайным путям от Новокузнецкой по направлению к набережной.
Спотыкаемся. 
В душе дисбаланс.
Приближающиеся трамваи истерически  трезвонят.
Спрыгиваем в последнюю минуту.

Мы обе осунувшиеся, бледные. У Светки токсикоз. У меня мнимый токсикоз.

Мне бы Светкин опыт  – не запорола бы так бездарно секс с Андреем.
Спрашиваю, когда и как она начала.
С одухотворённым выражением Светка  выдаёт романтическую версию:
С двенадцати лет она начала ускользать по ночам из дома гулять на Ленинские горы. 
В тринадцать на одной из таких прогулок её встретил и дефлорировал представитель более высокой культуры - тридцатилетний  англичанин, учившийся в университете. 
- Долго встречались?
- Один раз. Утром он уехал в Англию.

Ни капли сожаления. Даже гордится.

Как я поняла – дяденька был не местный, говорил с акцентом, но вот из какой страны или республики он был родом – это уже другой вопрос.
Поражаюсь Светкиной способности мириться с реальностью.
Я плюю реальности в лицо.  

Переходим  мост. 
Выходим на Садовническую набережную. 

Место безлюдное.
Как будто всё живое утонуло в монолите пыльного бетона.

Идём  молча.

Не знаю, куда. 
Не спрашиваю.
Мне всё равно.
Вдоль набережной череда старинных фасадов – один замызганней другого. 
Низкие, почти непроницаемые от грязи окна первых этажей. 
Светка вглядывается одно из окон. 
В комнате за столом спит, положив голову на руку Олег.
 Перед ним стоит стакан.
Светка отрешённо улыбается. 
Стучит в окно. 
Олег спросонок опрокидывает на себя стакан. 
Оба смеются.
Идёт открывать.  

Внутри заскорузлость. Огромная коммуналка. Высокие закопчённые потолки, облупленные стены. 
Помещение кажется казённым. 
Обитатели - суровые старики и старухи не раз бывавшие в местах заключения.
Видно  по лицам. 
Это истинные москвичи – старожилы, хранители тайн столицы.
Один из обитателей коммуналки - дядя Олега – сухой старик в засаленном пиджаке.
 Увидев нас,  молча уходит. 
В его глазах мы люди легковесные.

У Светки с Олегом свои разговоры.
Чувствую себя лишней.
И тут появляется Андрей. 
Со мной не здоровается.
Ставит на стол бутылку портвейна.
Разливаем  по стаканам.
Андрей смотрит сквозь.
Встаю. Направляюсь к двери. 
Он ловит меня. Затаскивает  в смежную комнату, крохотную, словно камера.
В комнате пахнет папиросным дымом.
У стены узкая кровать со смятым несвежим бельём.
Андрей кидает меня на эту грязную постель. 
Я  не хочу секса, просто хочу побыть с ним.
А он наоборот.
Пытаюсь о чём- то говорить. Он не смотрит мне в лицо.
 Только твердит: -«Молчи».
Злится, торопится.
Единственный способ удержать ненадолго – это уступить.
Кончив, он сразу уходит.
Сижу  на кровати словно оглушенная.

Светка ещё  в школе говорила, что хочет иметь много детей.
Теперь она на пути к цели.
Я тоже хочу.
Но пока с Андреем не будет обратного соотношения сил, ничего не получится.

Получится лишь через 15 лет.
Когда я буду более – менее на среднем достатке, а он безработным алкоголиком снимающим углы.
Тогда в женской консультации врачиха осмотрев меня, сядет писать направление на аборт. На мой вопрос ответит вопросом. Потом, смерив меня взглядом, скажет железным голосом: - «Только давай договоримся – поставлю на учёт. Будешь к нам ходить. Только чтобы не было потом - вдруг исчезла. Знаю, как детей продают.»
Моё удивление  пересилит возмущение. 
Тогда она совсем другим голосом скажет:- «Ножки надо в тепле. А то на каблучках в бумажных сапожках. Зима на дворе. Побереги ребёночка.»
У врачихи глаз намётанный. 
За  последующие месяцы хождения в консультацию буду встречать только 2 типа беременных – миллионерш и сумасшедших.

Потянет  проверить Андрея на вшивость, а врачиху на верность диагноза моего социального положения.
Расскажу ему о её подозрениях.

Дела его пойдут всё хуже.

Незадолго до рождения ребёнка он заявит с энтузиазмом: - « нашёл покупателя! 50 тысяч долларов дают за чистокровного еврейского ребёнка. 
А что? Сама  тему подняла.»
Ближе к развязке он скажет ещё много всего в этом роде.
Не повешусь из принципа.
Не дам  ему повода разыгрывать безутешного и клянчить на выпивку.
Он обмолвится вскользь, что мечтал о такой перспективе.
Параллельно Андрей будет мечтать о сыне, в день рождения которого он, как полагается гордому отцу, засияет от счастья. 
Пообещает встретить из роддома.
Напрасно  прожду его у дверей с ребёнком на руках.

********
Снова запахло лесом и костром. 
Возвращение в знакомый сон:
Слышится  стук колёс  товарного поезда летящего из жаркой осени в зимнюю стужу. 
1930
Москва. 

Сейчас мне на вид  было около 18 ти 
Я о себе ничего не знаю.

Мелькание вагонов. 
Падение. Боль. Удаляющийся с поездом женский крик.
Наверное, это была моя мать.

Вот и вся память о прошлом до того как меня хозяева нашли- подобрали.
От удара память разбилась.
Остались осколки: обрывки фраз, образов, запахов. 
Всё что мне удалось сложить из этой мозаики – небольшие несвязанные эпизоды. Но я пытаюсь и не оставляю надежду.

Потом 10 лет бродила с хозяевами, пока не попала в облаву. 
Хозяева прозвали меня Соней.
Не потому что это моё имя, а потому что поспать любила.
Ни имени не было, ни документов. 
Пряталась, прежде чем заснуть. 
Спала вполглаза, вполуха. хозяева кликнут  негромко –   я как из-под земли.

Когда во время облавы меня от хозяев отняли, не сразу обрадовалась. 

Привыкла не думать. Привыкла делать, что говорят, даже если очень не хочется. Хозяев ослушаться боялась.

Теперь тоже в неволе. Заперли в вагоне и повезли.
Но всё лучше чем с хозяевами.
*******
Поезд, набитый молодёжью, едет навстречу будущему окутанному снежной мглой. 
Бывший маргинал везут  в товарных вагонах. Пассажиры четвёртого класса: воры, проститутки, бродяги.
 Власти предоставили им шанс - построить в Сибири светлый мир.
В большинстве своём они подонки. Обожженные сердца. 
Неизвестно что лучше - перековка или расстрел. 
   
Состав идёт под охраной отряда красноармейцев.
К поезду прибился дурачок.
Лепечет  себе что-то под нос.
 Не отвечает, если обращаются. Одет в грязную, изношенную военную форму, неизвестно каким войскам принадлежащую. Босой, одутловатый, весь в язвах и лишаях. Пересаживается  из вагона в вагон, чавкая, с жадностью  подъедает из котлов арестантскую баланду. 
За арестантами строгий надзор. За попытку побега расстрел.
Но почему – то дурачка не гонят. 
Со временем пассажиры замечают, что охрана его просто не видит.

Холодает.
Поезд приближения к месту назначения.
Энтузиазм сходит на нет. К дурачку - попутчику привыкают. 
И понимают что имя ему – Смерть.

 ******

Осень безвозвратная. Часть четвёртая

1980
Москва.
15 сентября.

Вздрогнув просыпаюсь среди ночи. Сажусь в постели. Крепко обняв  себя, беззвучно плачу.
Вдруг становится ясно, зачем я нужна  Андрею со Светкой -  для упражнений по самоутверждению. 

Мама отдыхает в подмосковном санатории.
Езжу к ней через день ( когда не работаю)
Дремлю в электричке с полузакрытыми глазами. 
Сквозь сонную дымку любуюсь проносящимися мимо осенними пейзажами.
То и дело вваливаются в вагон навьюченные  дачники, загромождают всё корзинами с яблоками и букетами гладиолусов. 

Санаторий располагается в старинной усадьбе. 
От ворот усадьбы идёт дорога, по  обе стороны которой семетричный пейзаж: поля отороченные лесами. 
Вид  - как раскрытая книга.

Сплю в кресле, укрывшись пледом на балконе маминого номера.
Брожу по прилегающему к санаторию запустелому саду. 
Там целая плантация одичавшей смородины. 
Ягоды хоть и перезревшие, но всё ещё сладкие.
В густом вечернем тумане вдоль кустов бродят, как призраки, силуэты отдыхающих.


1980
1 ноября.

Услышав голос Андрея, вешаю трубку. 
Хочу отвлечься, чем-нибудь заняться. Всё валится из рук.

Светка с Андреем не оставляют попыток возобновить контакт.
Звонят. Просят позвонить знакомых.

Ставлю крест  на этих играх, ведущих в никуда.

Гуляю среди крестов в Новодевичьем монастыре.

Когда училась в художественной школе ездила сюда на этюды.

Возобновляю заброшенное занятие. Достаю из этюдника кисти, краски.
Новодевичий монастырь поэтичен в завершающих мазках осени. 
Страсти отходят на задний план. На душе светлеет.
Прихожу сюда каждый день.
Духовно возрождаюсь. 

Вдруг  замечаю, что за мной следят. 
Из-за кустов выглядывают какие –то мужики, явно сомневающиеся в моём духовном возрождении.
Откуда взялись? Раньше никогда их здесь не видела.
 Наконец один подходит:
- Что делаешь?
- Не видишь что ли? Рисую.
- Куда потом рисунками деваешь?
-  Куда надо туда и деваю. 

Думают, я картинки туристам продаю, цены им перебиваю. 
Сами этим занимаются. 
Доказывать, что не жираф не пытаюсь. 
Решают договориться со мной - такой хитрой, по-хорошему и принимают в свою артель.  
Осторожно выясняю почём картины продают.
Цены ошеломляющие – от 25 ти до 100 рублей. Если учесть что акварели – раскрашенные распечатки. Масло – наклеенные на дощечки, покрытые толстым слоем лака репродукции.
Неужели покупают?
Ещё как!
Подъезжают интуристовские автобусы с расфуфыренными стариками и старухами из капиталистических стран. 
Туристы скупают картинки набегу, боясь отстать от группы.
То, что для них походя брошенная мелочёвка, для меня состояние.
Вместо возрождения духовного наступает  возрождение экономическое.
 
Остаются считанные дни до смерти Брежнева, при котором официально продавать свои картины  имеют право только члены союза художников и только через салоны.

Хожу в Новодевичий через день (когда не работаю)
Придя, долго не могу согреться. 
Я добытчица.
Мама хвалит, не нарадуется. 
Что заработаю –  до копейки отдаю ей. 
Она  окружает меня заботой. Несёт горячий чай с мёдом, грелку, плед.

Вспоминаю  сентябрьские поездки в санаторий.
Дома за столом рисую старинную усадьбу по памяти. Населяют её образами из своих фантазий. Они разные – красивые и безобразные.
Особенно хорошо получается рисунок запустелого сада на закате. На его фоне среди кустов смородины стоит покрытый язвами дурачок в изношенной военной форме неизвестного рода войск. Возвращаюсь к этому рисунку снова и снова. Дорабатываю детали.

Довольная прошедшим днём, собираюсь спать. 
И вдруг понимаю, что мне  просто необходимо позвонить Андрею.

У него другой голос, когда один – более чистый. Не рисуется. Не изображает своего в доску парня. 
Мнительный. 
Боится или раскаивается?


Через час я у него.

Андрей внимательно рассматривает мои акварели на тему старинной усадьбы.
- Не знал, что ты так умеешь.
- Я же говорила что, училась в художественной школе. 
- Не слушал.
Вздрагивает, увидев рисунок с дурачком в кустах смородины. 
- Ты что?! Не надо трогать эту тему. 

Прихожу к нему  каждый день с этюдником после Новодевичьего.
Пьём чай, разговариваем. Теперь мы просто товарищи. Интересно вместе.
Постепенно начинаю  ему доверять.

Не помню о чём это мы. 
Он протягивает мне чашку чая. Я случайно касаюсь его руки. 
В тут мы оба соскальзываем с тормозов.
Начинается  то, что называют сексом знающие люди, а не бестолковые молокососы, когда вдохновение берёт разгон на высокой волне, и наступает полная синхронность.

Потом незаметно вместе засыпаем.
А просыпаюсь я словно одна в лесу, дрожа от холода и ужаса.
Мрак внутри и снаружи.
Он лежит рядом как каменная глыба покрытая льдом.

Панически сгребаю одежду. Кидаюсь в ванную.  Долго стою под горячим  душем.
Когда выхожу, в квартире горит свет. На кухне кипит чайник.
- Ты куда рванула?
- На работу.
- Попей чаю и вот тебе деньги на такси.


- Давай справим новый год вместе?
- Давай. Я познакомлю тебя с родителями.

31 декабря 1980.
В этот день  по графику работаю.
Прихожу домой уставшая.
Начинаю собираться. 
У соседей гости.
В ванную не пробиться. 
Толком не привести себя в порядок.
 Времени мало.
Складываю  в сумку свой паек к праздничному столу Андрея: банку красной икры, бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет. 
Нападает  психоз - нечего одеть.
Обычно мы с мамой справляем Новый Год вместе. 
Жалко оставлять её одну.
Она не хочет меня расстраивать. 
Пригласила двух людей, с которыми недавно познакомилась у синагоги: мужчину и женщину  средних лет. 

Мужчина приходит в 21.  Хотя договаривались на 22. 

Своим присутствием он очень мешает мне в последних сборах.

Вид у гостя жалкий. 
Мочит. Физиономия кислая. Взгляд суетливый. 
Достаёт малюсенькую бутылочку дешёвого красного вина.  
Садится без приглашения за накрытый праздничный стол, по -хозяйски открывает стоящую в центре стола бутылку шампанского, наполняет бокал за наше здоровье и начинает торопливо, жадно есть. 
Наевшись, уходит с пожеланиями счастья в Новом Году. 
В воздухе ещё долго висит запах прогорклого огуречного одеколона. 
Мы с мамой обескураженно смотрим на разорённую красоту праздничного стола: на развороченные салаты, раскуроченную заливную рыбу. 

Мне пора.
Обнимаю маму. Обещаю позвонить, как только начнут бить  куранты.


Всю дорогу неспокойно на душе. 
Понимаю что опаздываю.
Нужно было дать контрольный звонок перед уходом.

Прибываю на место с опозданием на полчаса.
Андрея нет. 

На звонки не отвечает.
Мы договаривались справлять Новый Год у его родителей. 
Они живут на другой квартире. 
Адреса туда не знаю.
Но есть телефон.
Звоню.
Тоже не отвечает.

Всё ясно.



Делать нечего.

Тороплюсь домой в страхе встретить Новый Год на улице.

Мама рада, что я вернулась.
Гостья молча ест. Принесла с собой свои тапочки. 
Больше ничего не принесла.
Она, как и предыдущий гость принадлежат небольшой группе полусумасшедших профилирующих у синагоги по новичкам. 

Мама потом ещё встретит у синагоги настоящих друзей.

Кстати пригодился неизрасходованный паёк. 
Открываем шампанское и банку с икрой.
Надеюсь утешиться ежегодной программой «голубой огонёк», и  последующим концертом.
Но в этот несчастный 1981 Новый Год какой- то негодяй  урезал программу «Голубого Огонька», а после запустил хоккей.
Горько вздохнув, иду спать.

2 января 1981.
Звонок!
Наверное, Андрей!
Нет. Это Олег. 
Зачем он звонит? Пытается завязать разговор. Пытаюсь вежливо его закончить. Напоследок бросает:
- Андрей делится с народом впечатлениями. Говорит, ты изменилась.
- В каком смысле?
- Стала намного лучше в сексе. Рекомендует.

Не верю. Не мог Андрей так сказать!
Светка на последнем месяце.
У Олега просто психоз и озабоченность. 

Как выяснится потом, Андрей честно прождал меня  двадцать минут в условленном месте вечером 31 го декабря 1980 го. 
Может, не привык ждать?
Не знает, что я вечно опаздываю?

Но я чувствую, что он просто хотел, чтобы я пришла.

Светка мне многое рассказала о нём прошлым летом. 
В том числе о его первой любви, когда ему было 16.
Была у него такая Гуля Хабибулина из татарской слободки в Красногорске.
На ней он женится в 1991. 
А после татарская слободка набьётся в его жильё и вытеснит его в сумасшедший дом.

А накануне несчастного 1981 го Нового Года он случайно пересёкся с Гулей на какой- то вечеринке. Не то чтобы снова воспылал, но связь со мной была нарушена.
Он ещё не знал, что от этого случайного перехлёста Гуля оказалась в интересном положении. 
Но он, видимо, предполагал такую вероятность.

После нашего последнего свидания я тоже нахожусь в интересном положении. 

Чувствую, как процесс идёт.

1 февраля 1981
Андрей звонит. 
Ничего  не спрашиваю.
Договорились встретиться.

Сижу на кухне у него на коленях. Хочется так и заснуть. Он совсем не против. 

- У меня такая нежность к тебе. Я счастлив. Я позабочусь о тебе в любом случае.

Когда он это говорит он очень красивый. Никогда ещё не видела его таким.

Спросонок рассказываю про звонок Олега. 
- Ты правда сказал : « Рекомендую»?


Он резко встаёт. Смотрит в сторону:- ”Олег иногда такой зануда!»   

Значит правда.


20 февраля 1981
Странно хихикая, Андрей рассказывает притчу:
«Было у мужика 2 кролика. Решил одного зарезать. Потом подумал: -«Одного зарежу, другой заскучает». Зарезал  обоих.» и уезжает с геологами в Сибирь, не попрощавшись.

Процесс деления клеток прекращается.

Через десять с лишним лет этот номер с исчезновением не пройдёт.
Процесс деления клеток завершиться закономерным результатом.
Мы с Гулей родим ему детей. 
Но наши не рождённые дети, как персональные демоны, будут вечно маячить за спинами у детей рождённых, диктуя им неадекватно жестокие поступки. 

Конечно, полной синхронности у нас с Гулей не было.
У детей небольшая разница в возрасте.

Но сейчас  - в феврале – марте 1981 Андрей  банканул себе чёрной энергии за содействие двум убийствам – кайф мощный, но быстро проходящий.
Потом признается, что мечтал ещё раз испытать нечто подобное. 
Проблема в том – что когда чёрный кайф заканчивается, другие источники  энергии надолго перекрыты.
Наступает жестокий кризис. 
Чтобы решить проблему нужно по-быстрому ещё кого-нибудь убить.
Он боится сесть в тюрьму.

Остаётся страдать от энергетического голода. 



*****

Не могу отдышаться, вынырнув из глубокого колодца времени
Сон о прошлой жизни ярче жизни настоящей.
Прокручиваю в памяти, чтобы не забыть:

1930
Сонька:
«Сколько себя помню  - жила под хозяевами. По-другому не знала. 
Строго держали. Глаз не поднимала. 

Как в поезде оказалась – всё интересно. Спать не хочется. Летят навстречу дали бескрайние. Что не досмотрела – то потеряла.

Состав прибывает на заметённую снегом станцию.
Молчание.
Их никто не ждёт. Не встречает.
Люди в вагонах страдают от холода. 
Они голодны. Продовольствие для арестантов подошло к концу.
Красноармейцы из отряда охраны разводят костры.

Появляется местный комиссар. 
Кипит от возмущения:
- Я же телеграфировал! Зачем их сюда привезли?! Работы для них нет! Куда я их дену?! Ни хлеба, ни жилья!
****
1983
Осень 
Путешествие в Балгарию.

Туристический автобус прибыл в Плевну.

На лысой макушке города гигантским пальцем в небо торчит обелиск, словно показывает « fuck you”.
Место гиблое. 
Население городка с каждым годом уменьшается.

Посмотрели тонущую в пыли панораму «Плевенская эпопея 1877» и мавзолей павших русских и румынских воинов.
На экскурсию ушло чуть больше часа.

Едем дальше.

Клонит в сон.
Мелькание за окном меняет цвет.
Деревья  становятся красными. 
Слышится стук колёс. 
Горящий поезд летит в осень.


1930
Красноармейцу Алёше Самолётову 22 года.
С виду как все, но в душе он чужой - не сознательный, единоличник, опасный мечтатель.

Отец Алёши - ни чем не примечательный чиновник Галкин из города Энска тоже был такой. 
Тихий, скрытный Галкин обладал пёстрой как балаган душой.
Безумно, безнадёжно влюблённый, он сел не в свои сани - посватался к местной красавице.
Получил согласие.
Сразу после свадьбы невеста сбежала с офицером.
Вскоре вернулась. 
Офицер  бросил.
Галкин принял.
Через год родился сын Алёша.
Жили бы, как ни в чём не бывало. 
Но сплетники не давали.
Над Галкиным смеялся весь город.

И без того замкнутый, Галкин совсем ушёл в себя.
Загорелся идеей смастерить летательный аппарат без каких либо знаний и навыков.
Выдумывал, чертил, мастерил, чертыхался и
продолжал с нарастающим энтузиазмом.

Жену и  сына изводили вопросами - когда и куда они собираются лететь. 
Мальчишки дразнили их на улице Самолётовыми.

Наконец Галкин ушёл на войну и не вернулся.

К прочим несчастьям семья утратила прежнюю фамилию. Их стали звать Самолётовыми. 

Отверженные, они перебивались в нищете.
Брались за любую работу.

Не было им места в городе Энске. 
Не было возможности уехать.
Не было сил уйти.

Алёша по праву считал себя пролетарием в первом поколении. 
Ему досталась красота матери и тихое безумие отца. 
Хотелось наказать обидчиков. Наказать весь город.
Назрел протест.

Он вырос.
К тому времени слабая, хворая мать стала обузой.

В 17 лет Алёша нашёл в себе силы покинуть город Энск пока он там кого ни - будь не убил. 
Подался в красную армию.
Гражданская война уже закончилась.
Но Алёша верил, что война придёт и он успеет стать героем до того как станет чудовищем. 
Он будет самоотверженно сражаться с врагами интервентами за власть Советов. 

А  пока он вносит посильную лепту в борьбу против внутренних врагов страны - служит охранником поезда везущего преступников в Сибирь. 

*******
Заняв выжидательную жизненную позицию, Алёша предаётся досужим наблюдениям.
Его занимает парочка нетипичных арестантов – Кавалер и Барышня.

Прочие арестанты суетливо копошатся, не стесняясь в естественных надобностях.
Кавалера и Барышню происходящее как будто не касается. 
Кавалеру под тридцать. Барышня молоденькая, но бывалая. 
Обнимаются, держатся за руки. И всё. 
Алёша как то крикнул кавалеру - «Да запихай ты её в угол и задери ей подол!»
А тот как глухой.

При всей скученности вокруг  парочки пустое пространство.

Иногда Кавалера сотрясают приступы кашля. 
Он судорожно прижимает ко рту заскорузлый белый шарф и вскоре на нём расцветает свежее алое пятно.
После приступа у них прилив манерной нежности.
Алёша хмурится: - «непорядок, если кому в аду хорошо» 

Однажды на закате прибывает поезд на станцию.
Сходит Алёша на перрон отворяет дверь вагона.
Прочие заключённые выходят, а парочка замерла у входа, пойти людям не дают – засмотрелись на закатное небо.
Алёша представил их пассажирами вагона люкс:  
Кавалер в тройке и белой шляпе с широкими полями. 
Барышня в красном шёлковом платье с букетом роз в руках.

**********

1983
Болгария
Я проснулась.

Вечером прибыли в Габрово. 
Город считается болгарской столицей юмора.
Сами габровцы часто выступают персонажами анекдотов (так называемый габровский юмор), где обычно представлены как чрезмерно скупые люди, стремящиеся на всём сэкономить. В Габрово находится единственный в своем роде Дом юмора и сатиры.
На следующий день экскурсия.

Впечатление о страшных картинах Дома юмора и сатиры  будет терзать меня долго.
После ночью спать не могу. 

Особенно запомнятся две картины. 
На одной изображение  мутное, как сквозь грязную зелёную бутылку.
Сюжет: смерть приходит на оргию стариков.
Стоит  в дверях как супруг, неожиданно вернувший из командировки. 
 А старики торопятся закончить последний половой акт, напрягаются, запихивая свои дохлые червяки в дряблые кошёлки.

Вторая картина: 
Бледный рисунок карандашом.
Цирк. Посреди арены шут у столика. Засунул левую руку по локоть в мясорубку и прокручивает правой рукой. Из мясорубки лезет фарш.
Рисунок чёрно- белый. фарш красный, как настоящий.
Неподдельное страдание на лице шута. И детская радость на лицах публики.

В страшных снах буду возвращаться в этот музей, блуждать, обессиленно дремать на скамейках.  И снова блуждать по пустым залам, слушая эхо шагов. 
Я увижу много картин о смерти, циничных и безжалостных.

 *****

1930
Сонька:

 «Счастья не хватает на всех,» - говорил Валерка Цыганок. - «У счастливых железный довод – «несчастный – значит в чём-то виноват».  Не смотри на них – зацепишься взглядом  - подписываешь себе приговор.»

Валерка умер в ночь перед прибытием на конечную станцию.
 
Он остался лежать в вагоне, как забытая вещь.

Заключённых вывели на перрон. 
Я не привыкла одна. Стала озираться. Алёша поймал мой взгляд и знаком приказал подойти.
И суток не прошло, как я снова чья-то.

Потом Алёша скажет, что Валерка ушел, как слабак, – испугался испытаний.

1983
Болгария.
Проснулась дрожа, повторяя про себя: -  « Сейчас тёплая болгарская осень 1983-го, а не лютая сибирская зима 1930-го»

Автобус  прибыл в Велико-Тырново - древнюю столицу Болгарии - город на трёх холмах, на скалистом склоне долины широкой реки, на перекрёстке множества дорог. 
Город сливается с ландшафтом.
Ни тяжести, ни нагромождений.

Ступенчатая архитектура только подчёркивает пространство. 
Ощущение зыбкости – словно гравитация отсутствует.

Таким  представляю себе город эльфов.

 Впечатление усиливается с наступлением темноты, когда зажигается подсветка старинных дворцов на вершинах холмов.
Кажется, что храмы висят в небе, как воздушные замки Фаты Морганы.

«Родина человека – это весь земной шар,» - изрекаю, залюбовавшись видом. 
Услышав это, члены группы шарахаются, а КГБешник недобро щурится.

Болгарский туристический фасад вполне ничего.
А за фасадом побуревший от жары однообразный ландшафт. 
 В автобусе духота.
Ухожу в себя и снова встречаю там Андрея.

Странный инцидент случился за пару месяцев до путешествия в Болгарию:
Стою с группой художников, продаю туристам свои акварельки.
Подходит парень. Выражает крайнюю заинтересованность. 

Было скучно. 
Пару раз встретилась с ним. 
Говорит - из Красногорска. 
Кликнуло о Гуле Хабибуллиной. 

Новый кавалер настойчиво зовёт в гости. Прямо достал.
Чёрт дёрнул поехать. 
Обещал встретить. 
Приезжаю. 
Никого.
Я и рада. 
Обратного поезда час ждать.
От нечего делать звоню. 
Отвечает какая-то тварь голосом колокольчика в каплях утренней мочи: -  «номер неправильный». 
От такой наглости я завелась. 
Звоню снова.
Тварь мне опять звонким колокольчиком:- «номер неправильный».
Почти час развлекаемся. 

За 10 мин до отхода поезда  отозвался отчаянным, срывающимся голосом хозяин номера. 
Примчался на тачке. Совершенно пьяный. 
На ногах еле держится, а руками загребущими цепляется - не оторвать.

Эх! Поезд на глазах ушёл. А день был такой солнечный.

В его квартире царил пасмурный полумрак.
Он пытался играть для меня на фортепьяно. Похоже, что неплохо умел, но не в данный момент.
Ринулся к холодильнику. Там, видимо, было припасено для меня угощение. И обнаружил, что всё съедено. 
Он вяло метался по разорённому сексодрому. 
Ведь ждал и готовился.

Он был не только пьян.
Из него буквально полностью была высосана энергия и сперма. 
Гормонами Гули Хабибуллиной была помечена вся квартира.
Только переступила порог - сразу обессилела и впала в апатию. Проторчала в этой энергетической дыре весь день.
Хозяина предложил остаться с ним навсегда.
Затосковала.
Только к ночи выбралась оттуда.


Через 15 лет снова услышу гадостно–радостный колокольчик Гули по телефону Андрея.

Между двумя драматическими кульминациями  в отношениях с Андреем будет продолжительный период перемирия.
В этот период мы будем вламываться друг к другу с дружественными визитами в любое время суток.
Это будет самый успешный период в наших жизнях в принципе.

Когда он снова сойдётся с Гулей, я ещё не в курсе, повинуясь эмоциональному толчку, позвоню поздно вечером и скажу, что хочу приехать. 
Он обрадуется, скажет: -«Конечно, приезжай!»
Приехав, позвоню из автомата на углу. 
Не смогу вспомнить код на двери его подъезда.
Гадостный голосок-колокольчик Гули ответит: - «Его нет дома».

Я снова заведусь и еще раз 10 позвоню.

Потом повинуясь эмоциональному толчку, Андрей захочет приехать. Получит отказ. 
Не  поверит своим ушам.

Спонтанность отношений уйдёт навсегда.

У него было много друзей.
Тоже спонтанные и обидчивые.

Гуля отвадит.

Некому  будет вытащить Андрея из психбольницы. 

1930
Ночная метель перестелила свежую белизну.
Новенький самолёт стоял на плато, как игрушка на скатерти.
Алёша в жизни не видел конструкции совершеннее.
Что-то случилось с восприятием перспективы.
Показалось, что он может поставить самолёт на ладонь, дунуть, и тот полетит.

Алёша Самолётов двинулся по  нехоженому насту навстречу летательному аппарату.
Это оказалось не так легко. Ноги увязали в снегу и тяжелели с каждым шагом.
По мере продвижения Алёша всё уменьшался, а самолёт всё увеличивался.

*****

1983
Болгария.
Варна - портовый, курортный город.
Известен с VI в. до н. э. как греческая колония.

Здесь мы с мамой хорошо отоварились.

При виде надвигающейся толпы русских туристов продавцы в магазинах  прячут товар и говорят: - «Нямо – гулямо».

Мы  с мамой грамотно отрываемся от коллектива и ходим по магазинам одни. Изъясняемся жестами.
 
Продавая акварельки иностранцам в Москве, мне иногда удавалось выменять свой товар на одежду. Хотелось создать нам западный имидж.
Похоже - удалось.
От нас продавцы товар не прячут.

Купили три модных комбинезона из мелкого вельвета  - серый, чёрный и песочный.  Каждый такой комбинезон на толкучке спекулянтов пойдёт по цене хорошей месячной зарплаты.
 Мне хочется оставить себе серый. Мама говорит: - «Не мечтай». 
Напоминаю, что поездку оплатила я.
По приезду комбинезон со скандалом заберу себе.

Солнечный берег - крупнейший курорт на востоке Болгарии. Расположен у залива в Чёрном море с пляжем, покрытым мелким жёлтым песком. 
Чёрное море с детства знакомо по Ялте.
Ялтинский пляж – залежи лоснящихся потом и жиром тел у кромки мутной воды. 

Курортный комплекс Солнечный берег награждён Голубым флагом (сертификат качества пляжей, учреждённый Европейской комиссией по окружающей среде и ежегодно присуждаемый районам на основе результатов тестирования чистоты воды и песка).

5 дней взятого реваншем концентрированного, высококачественного лета.

В  Москве лето 1983 выдалось пасмурное. 
При такой погоде интересней было делать деньги на акварельках, чем мёрзнуть на подмосковных пляжах.

Прибываем на Солнечный берег вечером и всей группой спускаемся в пригостиничный дискобар.
Меня приглашает танцевать местный.
КГБешник подходит, берёт за локоть и приказывает двигать на выход. 
Я  возмущаюсь.
КГБешник добавляет, что это касается всей группы.
 Особенно препираются те, кто успел купить на болгарскую валюту кока-колу. 
КГБешник доводит до нашего сведения, что если мы и дальше думаем роптать, то нас выдворят и препроводят.
Мы с ужасом понимаем, что находимся во власти маньяка. 
Я  даю себе зарок с группой больше никуда не ходить.

Противодействие провоцирует.
На следующий день знакомлюсь с курсантом местной лётной школы. 
Чистокровный болгарин, светловолосый, белокожий – без всяких  турецких примесей, правильный душой и телом, словно отштампованный со знаком качества. 
Беседуем на общие темы.
Обучение в болгарской лётной школе включает обязательный русский.

Мама тоже времени зря не теряет - знакомится с какими–то деловыми, готовыми купить весь наш товар за валюту. Что–то не верится.
Большой курорт любой страны – это лицо её пороков.
Иду с мамой на встречу с деловыми.
- Такие милые мальчики! – говорит мама,  представляя, как они говорят о ней: - «Какая милая дама!»
Бедная наивная мама! 
Спорить с ней нет сил. 
От рьяного загорания я в ударе и не в фокусе.

Милые деловые мальчики – два турецких выблядка. Один тараторит, не глядя. Другой, весь обкуренный, молчит, взирая томно.
Тараторящий деловой уговаривает маму продать за доллары весь товар, а также её золотое кольцо и серёжки.
Она быстро отдаёт товар и золото, хватает деньги, не пересчитав, даже не посмотрев, прячет.

Она всё от меня прячет: деньги, ценности, выходную одежду. 
Последнему жулику доверяет больше, чем мне.
При этом говорит, что у нас равенство и братство.

Следующим утром едем в тайне от группы в Варну в валютный магазин. 
Только у кассы мама достаёт запрятанную валюту. Это не доллары. Нам объясняют, что это динары - вся пачка денег ценой в один доллар. 
Я бы сразу определила, если бы мама деньги не спрятала. 
Доллары  по художественному бизнесу я и раньше видела. 

У мамы резкий упадок сил. Вернувшись в гостиницу, спит до вечера. 
Пожаловаться на неудачную валютную операцию можно разве что нашему КГБешнику.

Почему-то мужчин на пляже меньше, чем женщин. По крайне мере вокруг меня. 
Обращаюсь к  лежащим рядом, с просьбой одолжить мне  немного  крема для загара.  Предлагают со всех сторон, при условии, что намажут сами.
Соглашаюсь.
Захожу в воду, и от меня на несколько метров  расходятся жирные круги от крема для загара.

Достаточно намазанная, ищу уединения в песках.
Задремав у кромки воды, просыпаюсь от возгласа: - «Какая прелесть!».
Два пожилых советских чина.
Хоть на них только плавки, а видно по выправке, что чины, – подтянутые, качественно откормленные, самоуверенные. 
Живая картина «Сусанна и старцы». 
Возмущаюсь.
Удивляются. 

Последний вечер на Солнечном бе;регу.
Мама с горя вписалась в коллектив нашей группы и канула в загул.

Я в номере одна. Обозреваю в зеркале мои телеса, пылающие, как алые паруса. Мажусь украденным с завтрака кефиром.
В дверь постучали. Входит курсант лётной школы. 
Надо же! Нашёл!
Полноценных людей мало.
Я их не боюсь. Они не кидаются.
Спокойно прошу подождать.
Иду в душ. 
Потом устраиваю курсанту стриптиз наоборот – одеваюсь. 
Идём гулять на море. Цивильно целуемся под шум волн.
Он, как качественный самец, ждёт, что я предложу ему заняться сексом с чувством, с толком, с расстановкой. Считает ниже своего достоинства играть в чувства, обещать, уговаривать.
Я балдею от роли динамистки.

Утро. Сидим у гостиницы с вещами. Ждём автобуса.
Прекрасно отдохнули. 
Автобус привозит клячу–экскурсовода с опозданием на час.
За 5 дней мы о ней забыли.
Кляча–экскурсовод заявляет, что идёт завтракать в гостиницу и нам придётся ждать на жаре ещё час. 
Тёплое море в двух шагах. А в Москве считай зима.
- Можно искупнуться напоследок? – спрашиваю КГБшника 
- Сидеть! – рявкнул тот.
- А мне здесь понравилось. Остаюсь.
- В цинковом гробу тебя обратно привезут!

 ***************

Осень безвозвратная. Часть восьмая

 

1983.

За пыльным автобусным окном всё ещё Болгария.

 

По сравнению с Россией уровень жизни здесь выше.

Язык славянский, а ничего не понять.

 Русских не любят.

 

Говорят :- «Курица не птица. Болгария не заграница.»

 

Режимная  страна.

 

Хочется узнать настоящую ”западную» заграницу.

 

С детства внушали, что в Союзе рай небесный, а вокруг ад кромешный.

Многие  думали, что наоборот.

 

Мне ещё предстоит узнать порочность и равнодушие дикого запада.

 

Эмигранты стран третьего мира  - подножный корм  устоявшейся системы.

Исключение  - профессиональные криминальные элементы. 

Криминальные структуры в основном централизованы и в прекрасных отношениях с властями.

 

В 1992 ом заведу в своей московской квартире двух золотых рыбок.

Буду любоваться, и радоваться этим игривым, приветливым существам.

 

Первая рыбка умрёт в день, когда родится сын – летом 1995 го.

Вторая через полгода – в день, когда я с сыном эмигрирую на запад чтобы дать ребёнку счастливое детство.

 

Рыбки отметят две роковые ошибки, которые я не могла не сделать.

 

На благоденствующем западе, органы охраны здоровья объявят моего совершенно нормального ребёнка умственно отсталым, ему совсем ещё маленькому, предпишут принимать сильные психотропы в дозах для взрослых (причём эту обязанность возьмёт на себя детский сад, чтобы я не уклонялась). А потом органы соцобеспечения будут усиленно давить на меня, чтобы вынудить сдать ребёнка в интернат, который окажется  нелегальной студией по производству детского порно. 

 

 

Как покажет эксперимент  «вселенная 25» - одинокая  самка не может защитить детёныша во враждебной, порочной среде.

 

http://www.cablook.com/mixlook/eksperiment-vselennaya-25-kak-raj-stal-adom/

 

 

 

 

 

1930

 

Сонька:

 

До весны постройка железной дороги была остановлена.

 

Но всё же нашлась работа для заключённых - ежедневно расчищать снег на лётной площадке.

 

 

Самолёт слышали, но никто его не видел.

 

Заключённых загоняли в барак до его прилёта или выводили после того как самолёт помещали в ангар.

 

А всем так хотелось посмотреть.

 

 

Сонька летала во сне.

С ней такое случалось.

Летала  высоко и низко, стремительно как снаряд,

или парила как воздушный шарик.

 

Что –то  вдруг пошло не так–  на высоте она неожиданно  потеряла лётность и камнем канула в бездну.

 

Вздрогнув, проснулась.

У изголовья стоял Алёша.

Ей показалось, что это кто-то чужой и страшный.

Чуть не закричала.

Он зажал ей рот. Успокоил.

 

Что поделаешь -  девушка по ментальности ребёнок.

 

 

Они вышли из спящего барака.

 

- Куда это мы?

 

 - Сейчас увидишь – улыбнулся загадочно.

 

 

Сонька бегала вокруг самолёта и не могла надивиться, осторожно прикасалась к металлической обшивке. Гладила. От мороза пальцы прилипали.

 

Неужели они с Алёшей полетят на этой штуковине!?

 

- Обязательно! В тайге есть база. Туда многих отправили. И нам туда дорога  - обнимая ее, говорил Алёша.

 

 

Каждое утро двоих заключённых  уводили из барака, и они больше не возвращались.

Сонька думала - их в расход. Все так думали. А, оказывается, на базу.

 

Только Алёша строго настрого запретил об этом рассказывать.

Военная тайна.

 

 

Пилоты появились неожиданно.

Удалые  раскрасавцы, сытые, гладкие, в кожаных тужурках с меховыми воротниками, в широких штанах и новеньких белых валенках с блестящими галошами. 

 

Они недоуменно посмотрели на Алёшу:

-  Двоих же надо

- Так я второй – радостно ответил Алёша.

- Тебя не годиться. Нужно из заключённых. Веди второго.

- А чем я не хорош?

- Ещё со старшим по званию спорить будешь!? Исполняй приказ! Веди второго заключённого!

 

Подошёл красноармеец с двумя заключёнными.

Пилоты переглянулись.

- Возьмём троих - даже лучше. Давно  хотели попробовать.

 

Что – то пугающее было в этих пилотах. Словно они и не люди вовсе.

 

Товарищи рассказали Алёше про базу, как бы, по секрету.

Над  ним подшутили, зная  его интерес к Соньке.

Не было в тайге никакой базы.

 

”Молчал, молчал, а тут вдруг разговорился. Вопросы задаёт про то, что знать не положено. С антисоциальным элементом любовь крутит»

 

 

Один из лётчиков сел за штурвал, другой разместился с тремя заключёнными с салоне.

Он раздал арестантам странного вида ранцы. Каждому помог одеть и закрепить множество ремешков. Сказал что это парашюты. Объяснил, как пользоваться.

 

 

- Задание государственной важности.

 

 

Сонька летела.

Привычно - как во сне.

 

 

«Алёша прибудет на базу следом.

 

Придётся прыгать.

Страшно.»

 

«Приготовиться!» - :скомандовал инструктор.

Дверь в небо распахнулась.

 Лютый свистящий ветер ударил в лицо.

 

Первый заключённый прыгнул. За ним второй.

 

Сонька увидела, как они падают на землю.

Она что есть силы вцепилась, в какой -то поручень и истошно закричала.

Инструктор как не пытался, не мог её оторвать.

- Пристрелю суку!- рычал он в ярости.

- Оставь - лениво отозвался второй пилот – она ещё пожалеет, что отказалась от лёгкой смерти. Я же говорил – надо было двоих брать. Третьему видно. С уровнем определились. Ниже не получается.

 - А с этой что делать?

- Да ничего. Привезём  обратно к жениху. Обрадуется. Видишь  - дурочка совсем.

 

В стране  находящейся на предвоенном положении постоянно готовились к боевым действиям.

В данном случае определялся максимально низкий уровень полета, при котором парашют успел бы раскрыться.

Сброшенный  десант имел бы больше шансов остаться незамеченным врагом.

 

Испытания проводились на заключённых.

 *****

Викуля

Минск.
1966
1 июля. 
Воскресенье.

8 утра.
Небо серое.
Пока сухо. Но скоро начнётся нудный дождик.

У входа в здание дома культуры Машиностроительного Завода стоят в  ряд автобусы.
Из  громкоговорителя  буравит слух бодренький  маршок.

Дети  ещё полусонные. 
Поставлены перед  фактом отправки в лагерь на вторую смену.
Протестуют  вяло.

Вожатые и воспитатели смотрят сладенько , разговаривают ласково, как будто в первую смену не орали на воспитанников как озверевшие гестаповцы.

Некоторые родители пытаются обставить отправку как приятный сюрприз.

Детей старшей группы это умиляет.
Новобранцы младшей группы ошеломлены.

Они едва пережили  первую смену.
 Думали - кошмар закончился. 

Разве вернувшись с первой смены и кинувшись в долгожданные объятья родителей, не рассказывали они  взахлёб о страданиях, выпавших на долю  лагерной жизни?!
Разве не жалели их родители!? Не старались задобрить, компенсировать пережитое походами в кино, в кондитерскую?!

А теперь опять отправляют в этот ад!



Вожатые и воспитатели нашёптывают, что не надо расстраивать родителей слезами. 
На детей нападает бравада. 
Захватывает  показуха.

Дождик начинает накрапывать.

- Запевай! – звонко  кликнул вожатый
Коллеги подхватили. 
За  ними остальные.
Недаром зубрили  всю  первую смену:
 - «Нам песня строить  и жить помогает!»

Автобусы трогают. Родители машут.

Прогорланив  весь лагерный репертуар, народ опустошённо замолкает.
Накрутка кончилась.
 Пришли   слёзы. 
За  мокрыми окнами автобуса сплошные тёмные леса.

Приехали.
Забор.
За ним пять бараков, столовая, медпункт, два дощатых туалета.
Два  уютных домика, которые были здесь ещё до постройки лагеря:
 один для персонала лагеря, другой для детей начальства.
Группа детей начальства маленькая. Персонал с ними носится, слова против не скажет. За лояльность приплачено.
Не то, что с прочими.
 В бараках детей в три раза больше. Никто с ними не церемонятся.

Дети привыкают быстро. 
Формируют свои маленькие группки.
Младшую группу прибытие в лагерь, конечно, не радует, но уже не повергает в такой ужас как в первый раз.
Наиболее комфортно чувствуют себя в лагере дети из неблагополучных семей. Они же представляют наибольшую опасность. Их как правило не наказывают. Персонал не хочет связываться с их склочными родителями.
Наказывают тех кто не пикнет. Не за провинности, а для острастки других.
Для детей из неблагополучных семей лагерь – это коммунизм. Шарят по тумбочкам и чемоданам. Берут что хотят.

Викуле 5 лет.
 Когда узнала что опять в лагерь – напала тоска.
Опять бессонные ночи. Чувство потери почвы под ногами.
В первую смену за считанные часы после прибытия из чемодана пропали плюшевый медведь и кукла  с которыми она не расставалась .
Ей дали с собой шоколадного зайца.
Захотела утешиться – съесть. Открыло тумбочку.
У шоколадного зайца была откушена голова.  Викуля побрезговала доедать. 
А  так хотелось шоколада.
Единственно,  что ей удалось на время сохранить из  ценных вещей это точилка в форме книжки, матово красная, напоминающая бутылочку лака для ногтей.
Викуля не выпускала её из рук. 
Лёжа бессонными ночами, глядя в чёрный потолок, задыхалась от ужаса. Сжимала гладкую точилочку в руке как единственную  точку опоры.
Но однажды под утро кто -то вытащил её из рук.

Викуля заболела.

Ей очень понравилось в медпункте. Понравилось спать в изоляторе.
 В  маленькой уютной палате она была одна.
Медсестра сказала, что в месяце июле 31 день.
- Мак мало?! – обрадовалась Викуля.
Ей казалось, что время бесконечно.
Она принялась считать уходящие минуты, часы, дни в лагере.
Время  начало иссякать.
******
1983г
Болгария

Ру;се - город расположен на правом берегу Дуная. 
Самый  большой болгарский порт на этой реке.

Граница  с Румынией  проходит по гигантскому мосту над Дунаем.

Завтра мы эту границу пересечём.


КГБшника прибило волной народного возмущения  по поводу высказываний относительно доставки меня на родину в цинковом гробу.

В качестве компенсации за моральный ущерб он в упор меня не видит – типа – делай что хочешь.
 
Что я и делаю.

Идёт обзорная автобусная экскурсия по городу.
Утомлённые экскурсанты спят
Кляча - гид в последний раз распинается. 

Завтра расстанемся к обоюдному удовольствию.

Информация о городе преломляется во сне в сюрреалистическую фантазию.


Мама всё ещё в безутешном загуле. 
Дело не только в нанесённом материальном ущербе. 
Под сомнение было поставлено её женское очарование. 
Ведь обманули мужчины, которые с ней флиртовали.
И она поверила, что понравилась.

Обо мне мама словно забыла.

Чему я очень рада!

Вечером иду гулять одна.

Время позднее.
Небо светлое.

Болгарский октябрь  - не время и не место для белых ночей. 

Наверное, это сильные софиты горят в порту. 

И полнолуние. 

На перепутье дорог чей- то силуэт.  Или просто игра теней?


Иду навстречу.

Высокий ладный парень. Просвечивает насквозь.


Тонкие черты лица. Плавные элегантные движения.
Говорит что он страж этого города уже сотни лет.
Предлагает ночную экскурсию.

Вглядываюсь в него и всё больше очаровываюсь. 
Удивительно хорош. 
Видно не всякого в призраки принимают.
Жаль, что не материален.
Его бы я не стала дурачить как кавалера с Золотых песков.

Влечёт меня призрак по энергетически светлым и тёмным местам. 
Посвящает в подлинную историю города.

Неведомая сила сковала мою волю.
Безропотно следую за ним и трепещу как свеча на ветру.

Привёл меня призрак под своды старинного храма. 
Указал, где зарыт клад. 
В указанном месте земля вдруг стала прозрачной. 
Я увидела на внушительной глубине сундучок с золотыми монетами.
Спросила  – нет ли другого клада, не так глубоко зарытого?
Ответил, что прочие клады зарыты ещё глубже.

Выкапывать не стала. Лопаты нет. Руками до утра не успею. 
Да и куда я его дену? 
Ехать с кладом через две границы?
Отберут и посадят.

Напоследок привёл меня призрак на городскую площадь мощёную широкими плитами. Указал на плиту помеченную звездой.
Наступила я на звёздочку и почувствовала, что стою на тонком стекле, которое тут же пошло трещинами.
Под ногами открылась глубокая шахта.
На дне бушует адское пламя.

Он подхватил меня на грани падения.
Сильный.
Может вовсе не призрак?
Ангел?

Рассвело.

Он сказал, как его зовут. 

Но имя выпало из памяти. 


Пришла в гостиницу. До подъёма два часа. Рухнула.
Думала  - не встану. 

Проснулась счастливая и полная сил.


Сели в автобус.

Прощай Болгария.
Поехали в Румынию.

Уткнувшись лбом в автобусное окно, ужасно скучаю по Андрею.
Это со мной с начала поездки.

Приеду, позвоню и расскажу ему о своих путешествиях.
Пусть завидует.

И знать не знаю, что он в это время тоже путешествует. 
С геологической экспедицией в Сибири.

Тоже решил позвонить мне по приезду и рассказывать о своих путешествиях.


Через много лет я разыщу Андрея в одной психиатрических больниц, куда его запрячут родственники бывшей жены. 

Это будет незадолго до его смерти.

Зная, что у нас с Андреем есть ребёнок и в страхе, что я могу предъявить права на наследство, родственники бывшей жены договорятся с персоналом больницы.

Андрея подсадят на  разрушающие память психотропы.

Изможденный, изуродованный  убогим существованием Андрей будет монотонно бубнить: -«Ничего не помню» тускло глядя сквозь меня.
………………………………………………..

1931 год

Сонька.

«Она ещё пожалеет, что отказалась от такой лёгкой смерти.» - вспомнилась ей через год.

Фраза, брошенная пилотом, летевшим с ней над тайгой, оказалась пророческой.


Сонька умирает от родов на полу барака. 

Её умирание идёт медленно и мучительно.

Её ребёнок отказался от борьбы. 
Сама она справиться не может.

Ночь подходит к концу.
Сонька ясно видит перед собой в темноте чьи- то валенки, сор на полу.

В бараке тишина.

Уставшие заключённые спят.

Никому нет дела до её страданий.
Никто не слышит её криков.

Вверху почти под самым потолком  небольшое окно, недосягаемое для Соньки.

А ей так хочется туда заглянуть, увидеть небо.

Светает. 

Вдруг множество сильных рук подхватило ее.
Она оказалась лежащей на широком свежеструганном столе.
Только удивилась – откуда тут стол и  почему он такой высокий?
Прямо перед её лицом было окно.
Даже не задумалась, кто поднял её, и не заметила, как боль прошла.

В складках туч открылся красный порез февральского рассвета.

Душа освободилась от бренного тела и понеслась в открывшийся красный портал.  

Так закончилась её последняя зима.

Но была до этого последняя осень, на редкость тёплая, грибная.

Было последнее лето, слезящееся  дымом еловых шишек спасающим от комаров. 

Лето было безмятежным, сытым от сознания постоянства взаимной любви.

Но особенно хороша была последняя весна, когда в Соньке проснулась страсть.

Она -то думала что её тело давно одеревенело от принудительных  ласк, что в её вымороченной жизни нет места счастью.

После полёта над тайгой она словно очнулась. 
Сама удивилась, что так вцепилась в поручень. 
Так захотелось ещё пожить. 

А при хозяевах часто думала: - «пропади всё пропадом».

Сколько раз утопиться хотела.


 
Сонька.

Её последний год


Сибирь 

1931
Октябрь.

Солдаты  иногда баловались с заключёнными девчонками. 

Но чтобы серьёзно крутить любовь с антисоциальным элементом!?
Такое поведение не достойно звания красноармейца!

Алёша наличие всякой любви категорически отрицал. 
Говорил что Сонька с ним за кусок хлеба с его пайка, а он с ней по молодому делу.

Ему никто не поверил.


  Алёшу переводят в другую часть. 

Он прощается  с Сонькой.

У неё уже отчётливо виден живот. 
Она не упрекает.
Не жалуется.

Его всегда бесила её покорность судьбе.

Но Сонька считает, что всё равно перехитрила судьбу - урвала себе на долю немного счастья.

Алёша чувствует себя маленьким и беспомощным, замкнутым в тесном пространстве, как обречённый младенец в Сонькиной утробе. 
Ни  чем не может ей помочь.
 Ничего не может изменить.

Но он тоже перехитрил судьбу.

Оба в выигрыше.

Они – заурядные никчемные, слегка придурковатые.

Им полагалось ютиться на задворках бытия, играть на последних ролях.

 А им по странной прихоти судьбы достались главные роли.
Им посчастливилось  познать друг в друге малодоступный наркотик настоящей страсти.

Их неказистые подслеповатые души, как две неповоротливые гусеницы, споткнувшись друг о друга, свалялись вместе, срослись  единым коконом и вылупились двумя диковинными бабочками.

Вечно сонные, ленивые и неопрятные, они вдруг преобразились.

 Сонька сделалась ударницей труда
Алёша тоже ходил молодцом.

 Они забыли всякую осторожность.

Их открытые отношения вызывали насмешки и зависть.

Начальство решило, что преображение не стоит деморализации красноармейца.

Кто - то заикнулся было о перевоспитании антисоциального элемента.
На что начальство иронично поинтересовалось, что за методы перевоспитания? 

​----------------------------


    Румыния

​1983 г
 
Бухаре;ст - столица Румынии, экономический и культурный центр страны.

Первое упоминание в 1459 ом.

В 1862 году Бухарест провозглашён столицей Румынского государства. 

До Второй мировой войны Бухарест застраивался во французском стиле базар; его широкие бульвары были призваны напоминать османский Париж 

Здесь гармонично уживались люди разных национальностей.
До первой мировой войны город процветал.
Люди спокойно молились Богу в церквях, мечетях и синагогах.
Не возникало никаких религиозных распрей.

Как показывает история на протяжении веков – в согласии культур и религий  города процветают.

До тех пор пока какой-нибудь из мирно соседствующих  народов  не решит, что он лучше других и начнёт насаждать свои порядки.


В переводе с румынского Бухареста означает « Город радости».

После двух войн, спровоцировавших множество межнациональных  конфликтов,  от прошлой  радости мало что осталось. 

Город потерял лицо.

На улицах потерянно толпятся трёхвековые церкви, офисные здания из стекла и стали и бетонные нежилые кошмары коммунистической эпохи.

Старый Бухарест – кажется городом  из песка.
Слышно, как он осыпается.

Крошатся старинные фасады. 
Прорастают сквозь крыши и балконы дикие травы и тонкие деревца.  


Впечатление от Болгарии поблёкло пред видом великого распада. 

Советских туристов поражает  бушующая здесь стихия торга.

Словно жители Бухареста охвачены азартной игрой или эпидемией всеобщего психоза.

К нам подходят, бесцеремонно оглядывают, как стенды с товаром: указывают на одежду, часы, украшения и предлагают продать.
На отказ не реагируют. Продолжают  преследовать и уговаривать.

Кажется, так же незатейливо могут предложить продать зуб или почку. 

Торг здесь как средство общения.

Зазывают погадать толпы цыганок, такие же лохматые и грязные, как в России. 
Только на родине они возникают периодически. А здесь присутствуют постоянно.

Внимание льстит и утомляет.

Вдоль центральных улиц прохаживаются красавицы,  разодетые, словно модели со страниц западных журналов.

Мужчины из нашей группы с завистью смотрят, как матросы из капиталистических стран предлагают  красавицам доллары.
А те томно кивают в ответ.

Через десять лет такая же картина развернётся на улицах Москвы. 

Уровень жизни в Румынии выше, чем Союзе, но ниже, чем в Болгарии. 

Румынская гостиница, в которую нас поселили, и румынский ресторан, где нас накормили – здания, где царит мрачная помпезность интерьеров фильмов ужасов. 
Такое впечатление, что эти помещения стояли необитаемыми десятки лет.

Высокие облупленные потолки в подтёках. 
Обшарпанные серые стены с полустёртыми фрагментами росписи.

Еда, которой нас накормили, более замысловатая и вкусная чем болгарская, но какая –то пустая. 
Что ели - что не ели.


Дело к вечеру.

Неужели и сегодня удастся улизнуть?
Осторожно выхожу из гостиницы.

Никто не окликает, не спрашивает: -«Куда?»

Вечерние улицы ещё многолюднее.
В одиночку меньше привлекаю внимание.

Со мной поравнялся вертлявый жуликоватый парнишка. 
Ростом ниже меня. Смуглее местных. 

Неказистый, но не лишённый шутовского обаяния. 
Сначала заговорил на местном, потом на плохом английском. 
Представился студентом из какой- то арабской страны. 
На последнем курсе. Говорит, хорошо знает город.
Предлагает экскурсию.

Экскурсия продлилась не более десяти минут. 
Проходя мимо старого обшарпанного особняка, арапчонок толкнул меня в безликую дверь. 
Мы оказались в низеньком помещении с косыми стенами, обитыми потёртым красным плюшем.
Старый вертеп, пропитанный запахом серы. 

Арапчонок всучил дряхлому портье купюру и, вцепившись с нечеловеческой силой, потащил меня вверх по лестнице.

Сосредоточив все усилия, я отринула наглого кавалера, вырвалась и бросилась на улицу.

Побродила часок.
 
Чужой город похож на обмелевшую реку.

Кругом шныряют низкорослые тёмные личности.

Вернулась в гостиницу.
Столкнулась на входе с мамой.

Она была радостной и просветлённой:  -«Какой прекрасный город! Какие замечательные люди!»

Ей повезло больше:

Сначала решила отыскать синагогу.

Спрашивала у прохожих. Указали. Довели. 

 До войны в Бухаресте была большая еврейская община. 
Выжившие после геноцида второй мировой ещё больше сплотились и утвердились в вере. 

Маму тепло приняли. 
Угостили обедом. 

Потом она отправилась искать консерваторию.

Нашла так же легко.

Видимо в Бухаресте азарт коммерческой деятельности гасит интеллектуально активную жизнью. 

Зал был полупустой, хотя музыка была прекрасна.
После начала концерта желающих пускали бесплатно. 


Сквозь проржавевший железный занавес веет близостью запада .
Старенький телевизор в необжитом гостиничном номере показывает итальянские программы.

Кое-как переварив впечатления, мы с мамой укладываемся спать.
Ненадолго.

Просыпаемся от зуда и жужжания.
Номер полон злющих комаров.
От усталости сразу не заметили.

Наверное, подвал здания затоплен.

Зажигаем яркий свет и, размахивая полотенцами, бросаемся в атаку.
Вскоре потолок и стены номера покрываются кровавыми кляксами.

Перебив всех, попадали сами.

На следующий день в буквально последние часы нашей заграницы обнаружили барахолку на одной из улиц Бухареста.

Товары разложены прямо на земле: дутики, луноходы, кроссовки, куртки из искусственной кожи такие качественные, что не отличишь от натуральной.
Всё невероятно дёшево. Контрабанда? Краденное? Местные цеховики? 

Мы сразу поняли, что и поездку отобьём и сами приоденемся.

Вернувшись, домой, почувствую себя рангом выше в советском сословии. 

Как выйду в модном дутике, луноходах и комбинезоне из мелкого вельвета – от кавалеров отбоя не будет.

Какие мужчины будут клеиться ко мне на улице и в общественном транспорте! 

Томное внимание и гордое самосознание согреют душу зимой 1983 - 1984 го.

1983
Декабрь
Москва.

6 утра.
По радио грянул гимн Советского Союза.
Пора вставать, идти на работу.

Выхожу из квартиры.
Нажимаю на кнопку лифта и тут вижу на площадке у окна знакомый силуэт.

Андрей!
Приехал в такую рань!
Это для него подвиг!

Многое хочется рассказать друг другу.

Молча кидаемся друг к другу .

Дальнейшие действия тоже молча.

Чтобы не привлечь внимание соседей.


Чем хороши новые соседи – их моя интимная жизнь на площадке нашего подъезда не волнует.

А вот старых соседей волновала.

Жалобы в милицию писали.
Участковый вызывал.
Задавал нетактичные вопросы личного характера, стараясь сохранять серьёзное выражение. 


Андрей увязался провожать на работу.

У проходной меня опередила товаровед Валя нарочито глядя в другую сторону.

Теперь у коллег будет тема для разговора на весь день. 
………………………………………….

 

 

1983 г
Москва.

Декабрь 

У Андрея изменилась манера говорить  - голос стал испуганным, 
сбивчивым, словно ему не верят и не хотят слушать.

Наш ребёнок будет говорить так же.

Осенняя  экспедиция 1983-го  оставила след:
На Андрея напала хандра. 
Отказался работать.
Церемониться не стали. 
Избили.
Сломали нос.

 Наш  ребёнок унаследует эту изменённую форму носа.


Я думала – у нас снова закрутилась любовь.

Несколько встреч по убывающей.

Опять тёмный период.

Андрей не звонит.
На звонки не отвечает.

…………………………………………………………………………………………

Когда ранним декабрьским утром 1983-го он поехал со мной на работу,  всю дорогу спала у него на плече. 

Проснулась с улыбкой.
Снисходительно изрёк: - «Тронут. Лучше секса.»
Моя улыбка скисла.

В начале знакомства он  говорил Светке, что таких, как я, можно обожать, а таких, как она, любить.

Передавая мне, Светка точно сымитировала пафос.

Про Светку  сказал: – «холодная, как рыба.»

 «Он выходит в народ, чтобы выдать развлекательную программу, а потом что-нибудь попросить, по карманам пошарить. Его не раз били. Хотя друзья у него сами такие. Придут в гости, потом в доме что-нибудь пропадает.» 

Был период – с ним вообще никто не хотел общаться.

 Он ворвался ко мне, стал шарить по комнате, бормоча: - «Чтобы у тебя украсть». 
Я открыла дверь настежь и попросила его немедленно на выход. 
Пригрозила, что соседей позову. 

Жадность и воровство без видимых причин -   компенсация за потерю чего-то важного.  

Андрей немного заикался.
Периодами.

Через десять лет его мать расскажет мне, что в детстве  заикание было серьёзной проблемой.
Его к логопеду долго водили.

Началось в пять лет, когда ему наняли новую няню. 
Неизвестно, чем она его напугала. 
Выяснили только, что она водила его куда-то через железнодорожные пути.

Он поздно начал говорить.  Пытался рассказать, что стряслось, но толком не сумел. 
Никто не вникал. 
Он не получил утешение. Не смог пережить. 
Событие стёрлось.
Чувство осталось.


Стою у его двери.
Нажимаю на кнопку звонка. 
Открывает.
На лице досада.
Ждал кого-то.
Раздражённо бормочет, что некогда.
Торопливо собирается. 
Роется в ворохе грязной одежды.
Открывает шкаф. Достаёт мятую белую рубашку.

В комнате темно.

Сбивчиво пытаюсь преподнести новость: - «кажется, я опять в положении.»
Мрачно расхохотался.
«Ты, наверное, что-то не то съела.»

Выглядит ужасно.
В мятой белой рубашке похож на покойника. 

- Я уезжаю в Сибирь на этой неделе. Не знаю, когда вернусь. Может, никогда.

Он уже вкусил однажды эйфорию чёрной энергии - двойную порцию -  спровадив меня и Гулю на аборт.

В его глазах загорелись суетливые волчьи огоньки  - жажда снова глотнуть чёрной энергии.

- Я покончу с собой, –  вырвалось у меня, как эхо в пустоту.

- Ещё лучше!

Поддразнивает, даёт советы.
«Укус гюрзы. Смерть мгновенная. Поезжай в Казахстан. Поброди по степи. Там  много ползает...  Укол в вену воздухом – сердце остановится...»

В этот момент  мне кажется, что он медленно  разлагается.    

Мой красивый мальчик! Что с тобой!?

Бросаюсь вон.

Я не хочу снова убивать своего  ребёнка. Лучше  уйдём вместе.

Пути ближайшего метро - ближайшая смерть.

Решила.
И сразу легче.

На улице темно.
Мокрый снег.
По дороге встречаю его мать. 
Это её прихода он ждал.

Останавливает. 
Спрашивает, почему плачу. 
Не отвечаю. Иду дальше. 

Она навсегда запомнит эту минутную встречу.
Через 35 лет, незадолго до смерти Андрея, она, уже давно умершая, придёт ко мне во сне именно этим декабрьским вечером 1983-го.
Будет идти по мокрому снегу босая, и смотреть на меня виновато.  

Совсем не этот момент стал для нас поворотным.

Поворотным было 31 декабря 1980-го, когда мы договорились встречать новый год у его родителей. Я опоздала. Он не дождался.

Сработала подсознательная проверка.

Они отключили телефон. 
Я звонила много раз, прекрасно понимая, что бесполезно.
Час топталась на месте на этой поворотной точке.

Они не хотели меня принимать.

Я в полной апатии поехала назад.
Последний  поезд. 
Переполненное праздничное  метро.
Пьяный детина положил мне на плечо свою лохматую голову и громко храпел.
Когда я попыталась стряхнуть эту голову, он угрожающе зарычал. 
Не было сил. Ноги отекли после долгого рабочего дня.
Так и ехала с безобразной головой на плече.
Была уверена, что Андрей просто не пришёл.
        

1989
Москва

Андрей позвонил мне поздно вечером.
-Я вернулся!
- Приезжай поскорее. Я тебя жду.
- Через час буду.

Когда он позвонил в дверь, была полночь. 
Ему открыл пожилой мужчина. Он страдал бессонницей. Ночное вторжение показалось ему даже забавным. 
Андрей немного опешил... Та же коммуналка, но обстановка в коридоре немного иная.
- Где она?
- Такое дело, понимаешь – её нет. 
- Давно?
- Да уже 6 лет как.
Пауза.
- Хочешь выпить?
Андрей кивнул 
Они прошли в его комнату, которая когда-то была моей.
Мужчина открыл холодильник. Достал бутылку водки. Налил два стакана. Выпили.

Андрей вышел на улицу. Выкурил сигарету. Собрался с духом. Вошёл в подъезд. Снова позвонил в ту же дверь.

Я открыла и бросилась ему на шею:
 - Куда ты запропастился?! Чай остыл!
-  Даня  спит?
- Папа! Я не сплю!

Андрей любил рассказывать о Сибири.

Видел медведя, который сидел на краю скалы совсем как человек, и любовался закатом.

Геологи закатывали консервы и одежду в бочки и закапывали глубоко в землю.
Медведи  могли унюхать припасы. Разрывали землю. Вскрывали бочки. Открывали когтями консервы. Одежду раздирали в клочья и растаскивали по ниткам. 
Однажды во вскрытой бочке оказалась майка с олимпийским мишкой 1980-го. 
Её не тронули.

Был один парень, который ужасно боялся медведей. Все  геологи знали:  где он - там медведь. Как тот не берёгся - медведь напал и загрыз.

Из старых историй была одна о бывшем соратнике Пугачёва, татарине золотоискателе.

Всё никак не мог золото найти. Однажды пропал.
Нашли мертвым, лежащим на богатой золотой жиле. Умер от счастья. 
Открыли там прииск. 
Татарина перезахоронили в другом месте. 
А потом под его могилой снова золото нашли. 


1932

Сибирь.
Осень.

Алёша вернулся к Соньке. 

- Там всех хоронят, -  махнул в сторону поля один из лагерных.

 На стихийно возникшем кладбище  виднелось множество маленьких холмов. Некоторые едва заметные, затоптанные. 
Где-то наскоро сколоченные кресты.  Большинство безымянные.

Небо хмурилось. Пронзительный  ветер дул в лицо первыми снежинками. Быстро темнело.

 Алёша досадовал на напрасную поездку:- «Дурёха! Не смогла продержаться. И куда мне теперь?»

Он устал. Словно состарился.

Алексей вернулся в Энск.
 Устроился. Завёл семью. 

Жизнь пошла скучная. Всё раздражало.

Когда началась война, он одним из первых ушёл добровольцем на фронт.


То ли он оглох от взрыва, то ли бой закончился.
Полная тишина.
Алексей очнулся на дне воронки.
Он был ранен. 
На краю воронки стояли двое.
Сначала он видел только  силуэты.
Потом они склонились над ним – Сонька и мальчик, в лице которого он узнал себя. 
Минута малодушия, и они пошли прочь.
Видя их удаляющиеся фигуры, Алексей подумал, что они уж очень ровно идут по изрытому взрывами полю. 
Видимо у призраков свои воздушные пути.

Алексей выбрался из воронки.
Недавно  павшие в бою товарищи строились в шеренгу.
Рядом строились павшие вражеские солдаты.
Построением командовал молодой военный в форме неизвестного рода войск.
Его лицо показалось Алексею знакомым.
 Он узнал в этом подтянутом офицере юродивого, который в 1930  бегал по вагонам поезда, везущего заключённых из Питера в Сибирь.

Он  всё спрашивал охранников: «что за убогий к поезду прибился?»
А над ним смеялись:
 - Где убогий? Сам ты того.


Над построенными колоннами средь бела дня зияла чёрная прорубь звёздного неба.
Солдаты тронулись в путь и вскоре скрылись из виду.

 *******

У неё было три секс машины

Неглупые, нестрашные.

Все три на хорошем ходу.

Она каталась на них на разных скоростях, в разных направлениях по Дороге в Никуда.

Эти три секс машины были, также, тремя банкоматами. Существенно  положения не меняли. Но в своей экономической зоне, благодаря им, она прибывала на верхней планке материального благополучия:  не отказывала себе в еде, тряпках и небольших путешествиях.

Обращаться к машинам по- человечески, в жизненных вопросах – это обращаться к машинам. Они тоже считали её секс машиной.

Дорога в Никуда была бесконечной и разнообразной.

Но однажды она решила сойти с неё.

Оставила свои машины на обочине и пошла по бездорожью.

Они поехали за ней, рискуя сломаться.

Они тревожно сигналили: - « Остановись дура! Впереди обрыв!»

******

Ночь в комнате

 

1986.

Москва.

 

Лаурка Феникс красавица.

Мускулистая гибкая спинка.

Точёные крупные черты лица.

Пухленькие алые губки. Жёлто - зелёные глаза.

Струящиеся русые волосы, лоснящаяся смуглая кожа.

 

Вся как фея в золотой пыльце.

Её вина –  красота.

Её слёзы превратились в масло.

 

До появления Анвара её жизнь была полным дерьмом.

Лаурке 19.

Розе 24.

Лаурка остановилась в возрасте 2 года назад.

 

В тот чёрный денёк занесла её нелёгкая в военное общежитие.

В неё влили бутылку водки, потом таскали по этажам и насиловали все кому не лень, пока кто-то не крикнул: - «кажись, мёртвая!»

С тех пор её душа мечется по коридорам незнакомого здания и не находит выхода.

 

 

Анвару 35.

Светловолосый, голубоглазый татарин.

Высокий, стройный.

В драке одним ударом сбивает противника с ног.

Первый  барыга Москвы.

Все его друзья сидели.

 У советских зеков скулы припухшие.

Анвар если сидел то не долго. По нему незаметно.

 

Его предыдущую любовницу убили во время ограбления квартиры.

 Убийц не нашли.

Навёл кто – то из своих.

 

Роза как-то спросила Лаурку: - «тебе не страшно? А если тебя как Анваркину бывшую?»

Лаурка с кроткой, безумной улыбкой: -«И пускай ».

 

Безумие лучше апатии.

До встречи с Анваром Лаурка была мёртвая .

 

Сретенка.

Лето.

2 часа ночи.

Ни одного горящего окна.

 

В квартире Анвара царит полный мрак.

Но никто не спит.

Лаурка томится в коридоре под  дверью спальни.

 

В спальне двое – Анвар и лучшая подруга Роза.

 

Роза сидит на кровати в наглухо застёгнутом чёрном пальто съёжившись в позе надгробного памятника.

Ей нравится её тонкое финское пальто. Зимой в нем не холодно. Летом не жарко.

Если не накрасится, воротник поднимет, ссутулится то её в этом пальто совсем не видать.

 

Анвар лежит рядом голый, вытянувшись как покойник.

Он уже смирился с тем, что секса с Розой не будет.

Он чувствует себя нелепо и замёрз. Но из упрямства не желает одеваться.

Он тут хозяин - как хочет, так и ходит.

 

Анвар и Роза видят в темноте.

В их глазах окружающий мир всегда в предрассветных сумерках.

 

Их неторопливый  диалог продолжается уже несколько часов.

 

- Ты же человек. Как ты можешь  продавать себя?!  - и это говорит он - первый покупатель проституток Москвы!

Он же первый барыга Москвы.

Самые крутые путаны у него одеваются.

А кто ему товар поставляет?  - Бывшие валютные путаны, что повыходили замуж за иностранцев.

 

Странно  слышать его настоящий голос – чистый, отрывистый. Обычно он глумится, кривляется.

- Тот, кто себя продаёт – тварь последняя!

- Я хозяйка своего тела. Что хочу с ним, то и делаю. – отвечает Роза.

- Когда-нибудь ты поплатишься.

- Знаю. Я никому не приношу вреда. Никого не обманываю.

- Ты не сможешь завязать. Сама же видела старых, неликвидных путан.  

 

Анвар достал Лаурку напоминаниями, чтобы та под любым предлогом заманила Розу в гости.

Лаурка  надеялась: - «Может, забудет, закрутится»

Анвар если в голову забрал – то всё.

 

Встречает  Розу в прихожей голый, с пачкой купюр в руке.

 

Лаурка с Анваром  уже полгода.

Никогда ещё так не жила. Сделалась рабой любви и шикарной жизни.

 

Анвар всех Лауркиных подруг перетрахал.

Это он их так жизни учит.

Лаурку в особенности.

 

Одна Роза осталась.

Анвар – мужик интересный. Сумму Розе предлагает такую, что и порядочная бы согласилась.

 

Роза отказалась.

Анвар Лауркин.  Его трогать нельзя.

У Розы своя религия. Свои законы.

 

Демон алчности корчится в собственном пламени.

А Роза смеётся.

 ******

Маришка

1977 ый. 
Дождливый август. 

Белоруссия.
Минская область.
Болотистые леса.

Пионерлагерь.
За высокой сетчатой оградой:
пять бараков, две уборные, столовка. 

Ночью в лагере страшно. 
В густом тумане вдоль аллеи марширует отряд белых облупленных пионеров- статуй.

Подъём спозаранку.
Горнист трубит линейку. 

Громкоговоритель разносит по округе гимны партии.
Дети чеканят шаг по цементным плитам главной аллеи.

Скорей бы лето кончилось.

4 – ый отряд. 
Для отбарабанивших весь сезон третья смена лёгкая. 
У 8 ми – 9 ти летних ветеранов шутки крутки.
Надо же худосочным курятам как -то разжиться адреналином на пустом месте.
Одна радость – затравить какого ни будь маменькина сынка или маменькину дочку случайно попавших в ряды ветеранов.
Затуркать, чтобы забился «пациент» в угол и не вякал. Довести до состояния кокона, чтобы вылупился из него ещё один ветеран.

Грязь, муштра, противная еда в столовке – для ветеранов мелочи жизни.
Мазохистское удовольствие от сознания собственного безобразия.
Заскорузлые треники с обвисшими коленками, драные кеды, нечёсаные патлы. 
Овчарка - вожатая горло на них сорвала. 
А они хихикают. 
Близится час расплаты для родителей - предателей. 
Пара недель и смене конец.

И тут на головы 9 ти летних стариков-ветеранов свалилась Маришка.
Любящие родители, по каким- то жизненно важным обстоятельствам были вынуждены сдать ребёнка в лагерь на две недели.
Оказавшись, казалось бы, среди сверстников, в своей стране, в своей республике Маришка оглядывалась вокруг, словно попала на другую планету.

Хотели, было ветераны начать травлю, думали: -« вот сейчас будет потеха!», но не смогли.

Она ждала и видела только хорошее. 
Такая вылюбленная. совсем не ломанная. Почему такое бывает?

Её красивая одежда была не покупная, а сшитая, сидела как влитая и была ей очень к лицу. 
Не сказать, чтобы она была красивая, но уверенная в себе
яркая индивидуальность.
В её глазах ветераны почувствовали себя интересными.
Её сразу полюбили. 
Так и хотелось погладить, назвать Маришкой. 

Она страдала от холода и плохой еды, но никогда не жаловалась. 
Она жила запасом вложенной в неё любви.

Этот привет из настоящего детства подкосил моральную стойкость ветеранов – «надо же! Существуют родители, которые любят своих детей.  
мы все подохнем, а она выживет».

В подтверждение этому Маришку забрали за два дня до окончания смены – родители не выдержали разлуки.

потом она стала известной актрисой.
ветераны остались за кадром. 

 *****

 

Дельцы, политики, наполеоны

 

1983
Москва.
я, в свои  20, заделалась преступницей.
 Завела частный бизнес:  стала продавать акварельки – виды Москвы гостям столицы.
Преступления мелкие.
Изменения крупные.
Свобода- независимость. 

Я словно вылупилась из мутного кокона и расправила крылья.
Появилась возможность выспаться, приодеться.

Не пью, не курю, наркотиков не употребляю.
Попробовала дури. 
Не берёт.
Только в сон тянет.
Единственный кайф - адреналин риска.

Кавалеры пошли соответственно – значительные, со связями.
Я конкретно ничего не обещала, но требовала – чтоб подарки, рестораны. 

Из тогдашних запомнился Глеб Борисович или просто Глеб. 
Где-то под сорок. Начальник. Женатый. 
Высокий, жилистый. Густые жёсткие волосы. 
Грубоватая мужицкая красота.
Собранный, хваткий. Делец. Политик.

Всё твердил: - «хочу что-то сделать для этой страны».
Потенциал у него был ещё какой!
Глеб неоднократно  уговаривал меня познакомиться с нужным ему человеком - директрисой одного известного музея. 
Говорил, что если я окажу ей определённые ласки, она может меня продвинуть.
Я кивала. Но инициативу не выражала. Он всё ждал, когда созрею.
Так и не дождался.

Он продвигал девчонок в разных направлениях. 
У него была целая сеть.

Постоянно прибывал в лёгком подпитии. Вальяжный, очаровательный. 

Когда перебирал лишнего, начинал разглагольствовать о своей жене: - «Какая она была! Элитная спортсменка! Потом стала спортивным комментатором. Красоты редкой. Блондинка. Однажды пошли в ресторан. В фойе перед зеркалом стала прихорашиваться. Грузин её за жопу взял. Она ему двинула. Как он летел!»
При том, что у Глеба была квартира в Москве, у него всегда был свой номер в «России».
Однажды сказал, что забыл дома важные документы. Меня отпускать не хотел. Поехали к нему. 
Попросил подождать в такси. 
Дело было зимой.
Метель. Сугробы. Мороз – 20.
Он зашёл в свой подъезд. Вскоре выбежал оттуда с кожаной папкой в руке.
За ним в тапочках на босу ногу и в ситцевом халате выбежала жена.
Глеб прыгнул в такси, и мы поехали.
Жена бежала по заснеженной дороге следом за такси довольно долго,  как терминатор.
Видно, что профессиональной спортсменкой была. 
Собранная, сосредоточенная.
Муж и жена – одна сатана. 
Но видимо основной запас своего сатанизма у неё иссяк.
Хотя она была ещё красива и полна сил. 
«У бабы было всё. И она всё потеряла.»- сказал Глеб безучастно.
Он сидел рядом с водителем. 
А я обернулась и смотрела на бегущую, пока та не исчезла из виду.

В тот период я обычно ездила на такси. 
Не было такси – брала частника.
Любила  поболтать с водителем.
Однажды вёз меня очень интеллигентный пожилой частник.
Разговорились.
Он рассказал мне, что фильм «Вокзал для двоих» основан на реальной истории. 
Героем был его знакомый:
Машина сбила человека насмерть. 
В машине были муж и жена.
Жена была за рулём.
Муж взял вину на себя. 
Жена сразу подала на развод.
Оба они были представителями золотой молодёжи.
Устроили показательный процесс «дабы пресечь вседозволенность сынков аппаратчиков».
Мужу дали долгий срок.
Жена нашла себе другого. 
Но с новым мужем ей не очень повезло.
Её поступок возмутил родных и знакомых. 
От неё все отвернулись.

Она была элитной спортсменкой. Потом спортивным комментатором.

Вспомнилась жена Глеба, бегущая по снегу в тапочках.

С Глебом к тому времени я давно рассталась.
Меня напрягали его постоянные попытки сосватать меня в любовницы нужным людям.
Одной из его ставленниц удалось забеременеть от президента.
Глеб возомнил, что может этим фактом манипулировать.
Но просчитался. 
Девице сделали аборт и стерилизовали.
Потом её нашли в подвале заброшенного дома растерзанной самым зверским образом. 
По официальной версии на неё напали бомжи.
Глеба тоже убрали.
Но и сам президент закончил свои дни бесславно.
Незадолго до смерти попался, на воровстве дорогого коньяка, на покупку которого у него не хватало средств. 
А какие в своё время деньги тратил на драгоценности для жены! 

Москва.
1990 год.
Многие чувствовали, что старая система вот – вот рухнет.
В то время появилась иллюзия демократии — полная свобода всего, и, прежде всего, свобода заявлять о себе. Был термин «митинговая демократия».
И вот - у гостиницы  «Россия» возник палаточный городок.
Ничего удивительного. 
Рэкетиры в то время грабили людей средь бела дня на центральных улицах.
Власти на всё закрывали глаза.
Палаточный городок  у «Россия» - группа людей с разными, в основном «гражданскими делами». Были и политические. У каждого — своя беда. 
Их объединяло то, что они решили искать правды у стен Кремля.
И главное - некоторые всё же добились своего!
Я восхищалась их храбростью.
Многие приходили на них посмотреть и послушать.
Им было трудно. 
Просили помочь, кто чем может. 
Были среди них сумасшедшие и просто нищие. 
Но в основном обыкновенные граждане.
Я иногда приходила туда. Раздавала мелочь, cлушала их истории.
Интересно было – сколько они продержаться?

И вот тёплым майским вечером стою у палаточного городка, слушаю очередную печальную историю.
В это время ворота Кремля раскрываются, и от туда выезжает правительственная «Чайка».
Машина тормозит у «городка». Оттуда выходит важный чин, начинает обход и опрос палаточных борцов за справедливость.
Меня заело любопытство.
Я пристроилась за ним следом и навострила уши. 
Вид у этого деятеля был значительный и харизматичный. 
Он выслушивал несчастных с глубокомысленным выражением лица.
Я была тронута этим вниманием представителя высокой власти к горестям маленьких людей. 
Правда, он не подал никому ни копейки. 
Но я решила, что, зато он сделает для них нечто значительное.
Своей внешностью он немного походил на Наполеона. Такой чернявый, невысокий, с брюшком.
Был в нём некоторый шарм. 
Двигался он легко и упруго.
Сразу меня засёк.
Выслушав последнего просителя, он резко повернулся ко мне.
«Вы поможете этим людям?» - я приложила руки к груди в патетическом порыве.
Он перебил меня, деловито пригрёб к себе шаловливыми ручками: - «Девочка давай по быстрому смотаем на сексодром» - произнёс он вполголоса похабным баритоном.
Я изобразила праведное возмущение. Это разожгло ещё больший интерес.
- А всё-таки? - Настаивала я, возвращаясь к интересующей меня теме
Он опять облёкся благородством и чистым вдохновенным альтом изрёк: - « я никогда в жизни не был так потрясён!»
- Как же так! Ведь лагерь здесь уже месяц. Вы что его раньше не замечали!?
- Нет! Честное слово! 
Тут он переключился на похабный баритон: - «так как на счёт сексодрома?»
Я предложила прогуляться.
Он не сомневался, что ему упасться меня уломать
Мне приходилось изворачиваться и отбиваться от захватов невероятной мощности.
«Был десантником» - прокомментировал он.
Я неуклонно держала маршрут по людным улицам. 
Он тянул меня в подворотни.
Так же неуклонно каждый из нас гнул свою линию дискуссии. 
И никто не собирался уступать. 
Меня поражала его способность мгновенно переключаться с вдохновенной патетики на низкую пахабщину.
Он сокрушался о бедах народа и жаловался, что у него ломит в гениталиях.
Я поинтересовалась, как интересный мужчинка с таким высоким положением не может обустроить свои сексуальные нужды? Откуда такая озабоченность? 
- Ты что не женат?
- Женат. У меня на неё не стоит.
- А любовницу завести? Любая  бы за счастье посчитала.
- Ты что! Мы все друг друга пасём. Остаётся только одно – затащить случайную девку в подворотню, отиметь по- быстрому и свалить.
Он предпринял очередную попытку.
Я вырвалась. 
Уже темнело. 
Мы дошли до площади Дзержинского, и он дошёл до полного бешенства.
Расстегнул брюки, рванул на мне кофту, схватил за грудь.
Мы были в центре Москвы. 
Кругом было ещё полно народа. 
Он собирался изнасиловать меня у стены ближайшего дома.
Он верил в людское равнодушие. 
Я выбежала на проезжую часть окружной площади. 
Летела  сквозь многостороннее движение. 
Чудом не попала под машину.

Привлекательность – оружие  обоюдоострое.

1993 
Москва.
Ночь.
Мокрый, слезливый апрель.
Промозглый ветер.
Тёмный переулок.
Мои каблучки предательски громко цокают. 
Вдруг визг тормозов.
Дорогу перерезал белый кадиллак.
За рулём зверского вида водила. 
Из салона выходят двое конкретных убийц.
А между ними неопределённого возраста Плюгавенький.
Поступило ненавязчивое предложение пообщаться, от которого отказаться было нельзя.

Плюгавенький говорливый и добродушный как Кинг–Конг, теребящий на ладони человечка. 
Остальные в траурном молчании.

Приехали в гостиницу. 
Двое конкретных убийц распахнули передо мной двери номера люкс. 
Плюгавенький на ногах  держаться не мог и спать не мог. 
Глушил водку стаканами.
- Зачем нам презерватив?
«Чтобы не родить зомби от покойника».
Он расхохотался: - «О! презерватив собственного производства!
В молодости я был бомжом. Мама в Кремле заседает. А я на лужайке у дома Пашкова сплю.»

Секс с Плюгавеньким – сизифов труд. 

Утром одарил мизером как озолотил.
Любовь бесценна. Но если уж платить, то за то во что ценишь себя.

Плюгавенький попросил  своих конкретных убийц отвезти меня домой. 
Высадили у ближайшего метро. Чему я была ужасно рада.

В конце 80х или вначале 90х промелькнул на голубых советских экранах скучноватый фильм о стилягах 60х.
  Тема  – секретное оружие массового поражения - психотроп для оскотинивания масс. 
Психотроп подмешивался в дешёвое (плодово – выгодное) вино, так любимое советскими алкашими. 
Стиляга-  представитель советской золотой молодёжи, знакомится с молодой туристкой француженкой, подосланной западной разведкой.
По её просьбе стиляга крадёт бутылку с винным психотропом у своего дяди - профессора, который этот психотроп разработал.
Парочка бежит с трофеем из страны.
Им легко удаётся оторваться от преследования КГБшников.
Проходят годы.
КГБшник, от которого  парочка когда -то оторвалась,  прибывает туристом на остров в средиземном море, 
Остров окутан ореолом истории любви одного из великих мира сего.
На острове с некоторых пор открыт музей. 
Очаровательные детки скрывшейся когда- то пары играют на скрипочках, встречая туристов. И продают сувениры. 

Вспомнила сюжет фильма, прочитав о музее Наполеона открытом неким Даниловым на острове Эльба.

Данилов женился на девице имеющей дальнее родство с Наполеоном.
Прикупил мебели, принадлежащей родственникам Наполеона. 
Но большинство экспонатов музея либо прямого отношения к Наполеону не имеют, либо вообще никакого отношения к Наполеону не имеют. 
Официального признания музей не получил. 
Но хозяин использовал имидж Наполеона как рекламу своей продукции.

Ещё на заре эпохи Горбачёва появились сигареты Данилофф.
А при Ельцине тот же производитель наводнил придорожные ларьки ненадёжными презервативами и поддельным коньяком «Наполеон».
 *****

Розы

 

Когда - то дарил мне один поклонник розы.

Жил он далеко. За границей.

В дни рожденья и прочие праздники приносили мне от него поздравления c великолепными букетами.

Так продолжалась несколько лет.

Я сушила букеты, что бы сохранить красоту.

Засушенные  розы до сих пор украшают мою кухню.

Но в последнее время они мне что -то надоели.

Придумала я, на что их пустить.

Пришла на ум идея делать ароматические свечи.

Для начала растопила,  какие были огарки.

Сделала три свечки:

Одну с кофейными зёрнами

Одну с сушёными апельсинами

А в третью положила 3 розы – из тех дарёных.

Зажгла свечи в рождественскую ночь

Первые две свечки горели спокойно.

А третья – та, что с розами - как взбесилась.

Пламя яркое и всё мечется.

Вынесла я свечку на балкон. Поставила в горшок с землёй.

Пламя ещё больше разгулялось.

Розы насквозь прогорели и  голубым  пламенем светятся.

Я любуюсь - оторваться не могу.

А сын испугался. Стал просить, чтобы потушила.

Говорит: - «пожар будет»

Я ему – «да я с них глас не спускаю. Не бойся»

А он всё не унимается: - « потуши да потуши».

Я оттягивала, как могла. Но он настырный.

Набрала в чашку воды. Плеснула на свечку.

И вдруг столб огня. Склянка со свечкой разлетелась  и  разом всё потухло.

Сын прибежал с криком: - «я думал взрыв был и ты сгорела».

 

А две другие свечки догорели мирно и ровно.

Воск в них был тот же что и в третьей.  

******

https://www.youtube.com/watch?v=ff0oWESdmH0

 

1982

Москва

Ноябрь.

Сначала пришли холода. Выпал снег.

Потом всё растаяло.

 

11 го ноября было + 11.

 

11 ноября день смерти Брежнева  стал моим счастливым днём.

 

Пришла порисовать в Новодевичий.

Изобразила вид.

Получилось нормально.

Пристал турист из ФРГ.

Захотел купить картину.

Предложил немецкие марки.

Испугалась.

За такое посадить могли.

Надолго.

В те времена продавать частным образом было запрещено, тем более иностранцам, да ещё за валюту.

Зарплата маленькая. Вечно копейки считала.

А тут такой шанс!

Я набралась наглости и бухнула:- «10 рублей»  - цена двух моих рабочих дней.

Турист, не торгуясь, дал десятку и довольный ушёл с картиной.

 

Так было положено начало моему частному бизнесу.

 

Позвонила Валерке. Рассказала.

А он мне:- «как же я тебя люблю!»

Неужели?!

 

Полгода твердила: - «женись, падла!»

Отлынивал.

И вдруг согласен.

 

Сообщили нашим мамочкам.

Моя в восторге.

Его в ужасе.

 

Нам с Валеркой по двадцать.

Похожи, как брат с сестрой.

Так и зовёт – «сестрёнка».

А я его – звездой экрана – котом Леопольдом.

 

Потом вечером позвонила голосом мышонка из мультика: - « Леопольд, подлый трус, выходи!».

Захотелось покататься с ним по Москве на его новеньком голубом «Запорожце», заехать куда-нибудь в укромный уголок, заняться любовью в машине, как повелось у нас в последние полгода.

 

Но в тот вечер он заартачился – « Я выпил по поводу решения. Вдруг  милиция?».

Я заныла.

Он утомился и уступил.

 

На дорогах в тот вечер выставили кордоны.

Нас тормознули.

«Я же говорил!» - с досадой воскликнул Валерка.

Откупились десяткой. Той самой, что заработала за картину.

 

Расстроилась.

Валерка решил утешить.

Предложил на следующий день сходить в пивную.

Не бывала раньше.

 

Стекляшка пивной находилась недалеко от Валеркиного дома.

 Решили - потом пойдём к нему.

Теперь его мама разрешила меня водить.

 

Привёл из пивной пьяную.

Втащил на себе, как добычу в логово.

Будущая свекровь «несказанно обрадовалась» и ушла в свою комнату, хлопнув дверью.

 

Впечатления от пивной осталось приятное.

Я думала, что там сборище грязных, склочных отбросов общества - бомжей и дешёвых проституток.

Вопреки моим опасениям там всё было цивильно, тихо - спокойно.

Никаких женщин. Ни продажных, ни порядочных.

Поэтому женский туалет идеально чистый.

Приглушённая акустика.

Полумрак.

Обстановка лаконичная, располагающая к душевной простоте.

 

Попробовала  варёных креветок.

В те времена креветки считались едой презренной и противоестественной.

Хуже кальмаров, которых нормальные люди тоже не ели.

Традиционной закуской в пивных считались пакетные пельмени.

Но пельмени кончились.

Я заныла, обращая на себя внимание.

Валерка сквозь зубы настоятельно порекомендовал креветки.

Я поняла, что если не попробую креветок, то он на мне не женится.

Оказалось очень вкусно.

Валерка как всегда прав.

 

 Мы учились в одной школе с восьмого по десятый.

Я присвоила ему тогда титул самого невзрачного в классе.

Бывало, смотрю на него: - «Шибзик. Сморчок  унылый».

Было в нём тогда что-то скорбное, старческое, отстранённое.

Весь в себе, смотрел куда- то мимо сквозь толстые стёкла нелепых очков.

Дружил с такими же невзрачными и малахольными.

Правда, ходили слухи, что он «упакованный».

На вечеринках все ребята пахли его духами «Арамис».

У него единственного был магнитофон и самые последние  записи, которые он давал переписать.                        

Не потому что добрый.

Он покупал приятельские отношения.

 

Исподтишка он кадрился ко всем симпатичным девчонкам в классе, в том числе и ко мне.

В открытую не решался. Засмеяли бы.

А на тихое сватовство получал тихий сочувственный отказ.

 

Зато через год после окончания школы, когда снова встретились всем классом, я ахнула – как он изменился!

Вытянулся и такую классную фигуре себе накачал!

Весь точёный, в бицепсах.

Волосы отпустил.

Раньше ходил обскубанный.

И откуда только взялись эти мягкие светло каштановые локоны.

Модный. В фирменной джинсе.

Из наших стал самым симпатичным.

Ничего что очкарик.

Очки ему идут - стильные, матовые.

Такие и те, кому не надо, носят для красоты.

Дальнобойщик.

На заочном в институте.

Рассказал мне, что у него туберкулез, и его периодически кладут в диспансер.

И ещё, что он не раз угонял машины - покататься.

А теперь у него свой «Запорожец».

И ещё служебный грузовик по прозвищу Летучий Голландец.

 

По поводу своего грузовика Валерка несколько комплексовал.

Увидев этот аппарат, я расхохоталась.

Даже не дедушка, а остов, влекомый потусторонними силами!

Грузовик выглядел таким ветхим, что, казалось, стукнешь по нему и развалится.

Совершенно  непонятно, как Валерка гоняет на нём по бездорожью российской глубинки.

Но именно этому грузовику Валерка был обязан своим преображением.

Он стал сильным за двоих - за себя и за свой грузовик.

Из млявого зануды превратился в живчика, из рассеянного, сонного пофигиста, в собранного, ответственного, молниеносно душканчика.

 

К сожалению, через несколько лет все эти качества были им утеряны.

 Он закончил учёбу и переменил профессию.

Стал обыкновенным конторским служащим невзрачным, как в школьные годы. Длинные локоны остриг. Качаться перестал.

 

Но до этого я успела насладиться Валеркиным расцветом.

 

После окончания школы, в течение двух лет он успел вычислить и перетрахать всех популярных девочек нашего класса, пока в 1982ом очередь дошла до меня.

Необычайным чутьём он появлялся именно тогда, когда очередная «пациентка» брошенкой рыдала по сбежавшему жениху.

Летом 1982 таковой оказалась и я.

В подобной ситуации Валерка возникал как последний трамвай в ночи.

Действовал конкретно и многообещающе, чтобы в последний момент сбежать из-под венца.

 Он стал профессиональным бегуном из-под венца.

Это была его вендетта тем, кто, когда- то отверг его.

 

Он за мной ухаживал, отхаживал, откармливал всякой вкуснятиной. 

Но сколько волка ни корми….

Я скучала по парню, который меня бросил.

Валерка чувствовал, что не может взять меня до конца.

Он на мне завис.

И видно в сексе я ему подошла.

Никогда не раскрывался.

 Чувства изображал.

После нашей первой ночи таращился на меня пытаясь придать выражение:

- Надо же! Четыре раза!

 

Подумаешь четыре раза.

Мой рекорд – 13 раз - семью годами позже. Цели такой не ставила.

Герой - финский сварщик Харри.

Год  продержался в общаге для финских строителей, сохраняя верность жене.

На мне его сорвало.

 

Для Валерки многочисленные романчики были средством самоутверждения.

Он всегда сам по себе.

Ему нравилась ездить в одиночестве по глухим дорогам, рисковать.

Нравилась мимолётные встречи.

Я ему завидовала.

 

У него дома не раз слышала, как звонит междугородка.

Трубку не брал. Лишь цинично усмехался.

 

Тогда в 1982 ом он возвращался из многодневных поездок как с войны.

Победителем.

Ему было важно, чтобы его ждали.

 

И ещё Валеркин туберкулёз.

Рассказывал  про диспансер, куда его периодически помещали, про то, как умирали его друзья.

 

Он умел спекулировать риском раннего ухода.

 

Однажды Валерка вернулся, а я его не ждала.

Я вообще про него забыла.

Обычно уезжал на несколько дней. И я считала эти дни.

А тут хватилась – его недели полторы не было.

За это время вернулся парень, который бросил меня предыдущим летом.

Мы бурно встретились и бурно разошлись.

 

Соскучившийся Валерка кинулся навстречу и отпрянул – я стала чужой, к тому же, беременной чужим ребёнком.

Он, было, принялся рассказывать, как попал в ужасную историю и вырвался только благодаря тому, что хотел поскорее вернуться ко мне.

Вдруг он понял, что говорит в пустоту.

Я медленно погружалась в апатию.

В отличие от ситуации летом, латать пробоину заменителем не хотелось.

 

Самое ужасное, что мы потом ещё пару месяцев по инерции продолжали встречаться.

Он садо-мазохистски наблюдал за мной.

Уходя, он дал денег на аборт.

 

Недавно  нашла его в интернете.

Эдакий упитанный, бодренький господинчик с игривым взглядом.

Президент компании по продаже недвижимости.

Ни жены, ни детей.

Однажды серьёзно заболел.

Решил жениться перед смертью.

Как поправился – развёлся.

 

Аутизм – это почти что национальность.

Аутисты могут общаться только с аутистами.

Он, видимо, не отдаёт себе отчёта.

В лёгкой форме незаметно.

Я тоже долго за собой не замечала.

А тот бывший кавалер, что поломал наши планы в 1982ом, вообще закончил свои дни в психушке с диагнозом – «аутизм».