ФИРМАЧ

 Я стояла на остановке, ела мороженное и вдруг над самым ухом услышала: ’’Яка гарна дi вчина! Дозвольте познайомиться?'Я уже открыла рот, чтобы послать подальше гостя столицы, но вдруг мой взгляд упал на его ботинки: лайковые, элегантные, цвета слоновой кости. Дальше мой изгляд по-полз по светлому, тонкой шерсти, костюму  и остановился на загорелой,породистой физиономии, увенчанной стильной копной высококачественных русых волос. Физиономия смотрела на меня яркоголубыми глазами не нашего разлива.-Вы откуда?-Я из ФРГ.Немцы строили на Украине газопровод. В те времена за общение с иностранцами( в Смежных с перегонкой нефти вопросах) можно было нажить крупные неприятности. Он был инженером и знал украинский, как свой родной немецкий. Я была одета в блузку от моей пионерской формы, болгарские джинсы ''Рила'' пятидесятого размера, волнообразно перешитые мамой на мой сорок четвертый, и вообще я выглядела так, что интерес ко мне красивого фирмача, казался мне необъяснимым.Начался наш тур по разным заведениям, в которые таких, как я, без таких, как он, на дух не пускали. Я чувствовала себя, как заяц в общественном  транспорте.- Серденько моё! – мало чего соображая, говорил мне фирмач с умилением, а я смотрела на него и повторяла про себя:  ''  Этого не может быть! ’’По мере нашего знакомства он стал намекать, что самая его большая мечта – заняться  со мной большой любовью. Ну, может быть, может быть... Но вот где? Вести его к себе, к соседям-стукачам и маме – означало гражданскую смерть. Идти к нему – социальное самоубийство.Но после долгих уговоров я пошла к нему, умирая со страха. Когда я оказалась у него в номере, мой ужас достиг апогея. Не прошло и нескольких минут, как  я бросилась вон из номера. Я бежала по коридору. Мне навстречу вышел милиционер и зловеще сказал:- На ловца и зверь бежит!- Я не зверь.- Ладно, незверь, пойдем.Я покорно шла за ним и мне казалось, что мы так и пойдем через мрачные казематы до самой Сибири. Он вел меня подвальными коридорами, а я слабым голосом спрашивала:’’ Может не надо?! ’’- Надо, надо...- деловито отвечал милиционер. Он подвел меря к тяжёлой железной двери и открыл её.За ней была пустая улица и звёздное небо.-Ладно горе-путана, иди. У меня завтра экзамен в офицерской школе. Я решил сделать доброе дело...Железная дверь закрылась. Надо мной завис вполне приличный кусок роскошного звёздного неба. Я посмотрела на ночное небо и мне оно показалось голубым.На следующий день ''фирмач''  встретил меня на перекрестке трех дорог, вручил фирменный пакет из ''Березки'', поцеловал в лоб, сентеиментально улыбнулся и пошел прочь. В пакете были сокровищф: джинсы '' Леви-Страус'' - аж две пары и деньги.Одну пару я выменяла на модный свитер, а на оставшиеся деньги я приобрела  то, чего мне не хватало всю жизнь – удобные ботинки, приличное белье и хорошую косметику.Я надела обновки, наложила макияж, посмотрелась в зеркало и подумала: '' В таком виде милиционер меня бы не отпустил...

МАРТОВСКОЕ  ТАНГО

  -         Тоня! Знаешь, как по-украински ´´спящая красавица´´?-         Как?-         Дрыхнущая красуня.

Тоня открыла глаза. С темного потолка падал видимый, но не ощутимый снег, в котором вырисовывался высокий силуэт в длинном пальто с поднятым воротником.

-         Роман, в следующий раз появись пожалуйста на фоне джунглей, а то в квартире и так холод собачий.

Снег редел. Правильное бледное лицо с ясными кошачьими глазами становилось более и более отчетливым. Тоня повернулась к стене, спрятавшись под одеяло с головой: -´´ Говорят же люди: выспимся на том свете, а ты все не спишь, приведение несчастное.´´

 Антонида вскочила с постели. Будильник не прозвенел: -´´ Рома, блин! По ночам спать не даешь, хоть раз разбудил бы вовремя!´´Она быстро натянула рваные черные колготки, застегнула перламутровые пуговицы на сбежавшемся розовом платье, собрала в попуасский хвост нечесанные крашенные в рыжий цвет волосы, накинула темно-оранжевое короткое пальто, мазанула, неглядя, губы жирной пурпурной помадой и уже на ходу, в прихожей, втиснула ноги в красные с серыми тещинами туфли.Тяжелая дверь с невыносимым скрипом открылась, грянуло шикарное танго. По сверкающей на солнце пыльной улице пронесся безжалостный мартовский ветер, сбивая шедших стройными рядами положительных мужчин среднего роста, одетых в одинаково серое. Каждый из них придерживал на ходу шляпу, мечтавшую сорваться и вместе с другими шляпами улететь в дальние края. Антонида торопилась на работу. Она попыталась прорваться через монотонную толпу серых мужчин, но крайний из них подхватил ее за талию и в ритме танго она поплыла по улице передаваемая из рук в руки, к счастью в нужном направлении. Антонида касалась их щек губами, оставляя блестящие алые следы помады.-         Что это за мелодия? – спросила она одного из своих партнеров.-         Тонго ´´ Марианна´´ -  ответили хором все. 

По голой сухой земле ветер гнал бурые полуистлевшие листья, потоки пыли, скомканную бумагу. За стеклянной стеной, полукругом огибавшей зал кафе с зеркальными колоннами, за одним из столов сидела она, - Атнонида рыжая, то есть Тонька-Офелия - уборщица и сторож этого заведения. Кличку ´´Офелия´´ она получила за свою нечесанную шевелюру и общий мечтательно-рстрепанный вид. Из под сложенных домиком ладоний Антонида смотрела на стакан неподвижно стоявший на столе, тень стакана мерно покачивалась: -´´ Интересно. А! это просто лампа качается: трамвай прошел.´´

-         Что за гадость ты пьёшь? – полупрозрачная фигура опустилась на стул напротив, просвечивая скозь него.

Пальто из искуственной кожи топорщилось ломанными складками. Длинные темные волосы падали на небритое лицо. Воспаленные от бессонницы темно-зеленые глаза насмешливо щурились.

-         Не рада мне?

-         Отвали ублюдок.-        

Ну вот. Теперь ублюдок. А раньше как звала! ´´ Ромочка, Ромашка, зорька моя ясная´´. Остыла ты ко мне, Антонида, разлюбила.

Тоня с диким рёвом швырнула стакан в прозрачного гостя. Стакан пролетел сквозь него и разбился о стеклянную колонну, оставив на ней лучистую трещину. Роман расхохотался: - ´´А теперь бутылкой, нет, там ещё что-то осталось, лучше стулом. Буйная какая. Может у тебя белая горячка?´´

Тоня пнула ногой стул на котором он сидел. Стул упал, а Роман продолжал сидеть, как бы на невидимом стуле.-         Ах какая маленькая воинственная женщинка!

-         Зачем ты вернулся?!

-         Соскучился.

-         У, сволочь, я знаю чего ты добиваешься.

-         А что тебе терять? Все давно пропито. 

Тоня лежала на распаренной тридцатиградусной жарой траве и смотрела в синее небо. Над ней плыла густая глубокая тень. Переливающаяся на солнце масса листьев, как чешуйчатый золотой дракон с шумом раскачивалась на ветру. Земля была упругая и тёплая, как сильное тело, но жёсткие травинки и маленькие насекомые покалывали тонкую, еще не загорелую кожу. Сон, как беспокойный комар, то кружил перед лицом, то удалялся.

-         Тонь, пойдём поплаваем!-         Иду мам!

Она резко встала, сделала несколько шагов и остановилась на краю песчанного обрыва. Волна веером расстелилась у подножья. Голова закружилась. Остров на котором она стояла плавно покачивался.

-         Мам, как ты думаешь, это любовь? Что-нибудь получится?-         Тонечка, в двенадцать лет рано думать о таких вещах.-         В двенадцать? 

-         Эй, Офелия, крыса старая, проснись! Что это ты здесь учинила? Убирай скорее, пока деректрисса не пришла!

-         А, Ленчик, это ты? Блин, когда просыпаюсь не помню сколько мне лет.

-         Будешь так пить, однажды  проснёшься и не вспомнишь кто ты такая.

-         Может оно и лучше было бы. А ты, зелёное насаждение, не ори на меня. Ща все уберу.

 

Тоня шла вдоль дороги. Ветер дул в спину. За ней медленно ехала жёлтая машина.

-         Садись лапочка.

-         Бабок нет.

-         А за любовь?

-         С утра пораньше? Выпить есть?

-         Есть.

-         Что?

-         Шампанское.

-         Пей сам. Водки хочу.

-         Сейчас купим и поедем.

-         Ко мне нельзя.

-         Ко мне тоже.

-         Давай в машине.

 

Он остановил машину среди поросших сухой полынью бетонных плит.

-         Приехали. Здесь никого нет.

Он повернул к ней игривое, как у дрессированного пуделя, лицо в мелких морщинках.

-         Что это за место?

-         Раньше свалка была, теперь просто пустое место. Я здесь отдыхаю.

-         В смысле баб трахаешь?

-         Не только, иногда приезжаю сюда один. Сажусь на пустой ящик и стреляю крыс. Их тут полным полно.

-         Испугать меня решил?

-         Что ты! Пугать такую женщину! Я полюбить тебя хочу. Ты, кажется, выпить                                 хотела? На хлебни и успокойся. Игорек ещё ни одну бабу не обидел.

 

Она лежала на откинутом переднем сиденье, задрав ноги и смотрела на однотонное плоское серое небо. Игорек делал ей лекар с такой страстью, словно хотел забуриться в нее с головой. Полупрозрачный Роман лежал на заднем седении и весело коментировал процесс. Тоня глубоко вздохнула:´´ Помнишь, Рома, когда ты сидел в баре с этой выдрой страшной, счастливый такой. Я подошла к тебе и сказала: ´´ Поздравляю, у нас с тобой трипер.´´ И как улыбка медленно сошла с твоего лица.´´

-         Что ты сказала? – отвлекся на минуточку Игорек.

-         Ничего.

 

-         Доставка на дом всегда гарантирована, так, что если надумаешь... – Игорек нежно погладил ей коленки.

-         Позвоню мужским голосом.

-         Бутылку не забудь, все равно открыта.

 

Тоня вошла в полутемную квартиру.

-         Ты уже здесь?-         Конечно. Почему свет не включаешь?-         Чтобы тебя не видеть.-         Да ладно, скажи, такой бардак развела в квартире,что смотреть не хочется. Убралась бы ради гостя.-         Пошел ты...-         Не сердись.-         Ещё что скажешь?-         Скажу, что скоро похолодает. Выпадет снег.-         Прогноз погоды слушаешь?-         Нет, просто знаю.-         Расскажи как тебя убили. Доставь мне такое удовольствие.-         Разве если доставить тебе удовольствие.... Это следовало ожидать. Работа была такая, но никто меня не убивал. Змея укусила.-         Где это было? В Kорее.-         Всех змеи перекусали?-         Нет.-         Минута траурного молчания.-         Я ни о чем не жалею.-         У меня была прекрасная жизнь.-         А у меня нет.-         Я сегодня был на острове, который тебе снился. Старые деревья давно вырубили и теперь там рaстут молодые елки, таки симпатичные, как сказочные гномы. Не хочешь съездить посмотреть?-         Туда без лодки не добраться.-         Не надо никакой лодки, на озере ещё лед крепкий.-         Напиться на этом чудесном острове и заснуть вечным сном.-         Я жду тебя... пока, но если это затянется – уйду.-         Буду очень рада.-         Врешь.Тоня подошла к окну. Снег падал большими хлопьями.-         Зима опять началась.-         Я же говорил, что будет снег.

Тоня включила свет. Грязная затхлая комнатка предстала во всей своей красе. Романа не было.

-         Рома! Ты где?! Вернись! Веpнись пожалуйста! Хорошо мы поедем туда.

Она остановилась на пороге:´´ Интересно, что будет с моей каморкой и со всем этим барахлом?´´

-         Ничего особенного. Сюда придут другие люди, выкинут ненужные вещи и будут жить по своему.

Его лицо стало каким-то пустым и отчужденным, как-будто он всё время к чему-то прислушивался.

-         Рома, я тебе не надоела? А вдруг ты меня бросишь там?-         Ничего не бойся. 

Очередь людей в тяжёлых зимних пальто медленно продвигалась по тёмной мокрой дорожке, вытоптанной в пушистом снегу, к маленькой двери винного магазина.

-         Антонида, бери две бутылки, не жадничай.-         Ром, одной хватит, ты же со мной пить не будешь. 

За окном вагона мелькали то ёлки, сосны, берёзы, то трубы заводов и ровные серые блоки жилых кварталов. Черно-белый пейзаж постепенно стал окрашиваться синими сумерками. В переполненном вагоне, как в набитом разнообразной, не очень качественной пищей желудке, раздавались приглушенные звуки, происходило медленное движение, зажёгся свет. Все оживились. Те, кто чуть не проспал свою остановку устремились к выходу. Окна вагона превратились в мутные зеркала. Антонида стояла на одной ноге между двух огромных раскрытых сумок с продуктами, держась рукой за верхний поручень и в отражении окна напоминала себе цаплю с грустно свесившимся хохолком. Хозяйки двух сумок сидели друг против друга и страстно обсуждали где, как и какой жратвы удалось раздобыть.

Облупленная, грязная электричка умчалась, как побитое животное, огрызаясь в тишину. Сумерки всосали её жёлтый световой хвост. Тоня стояла на пустом заснеженном перроне.-         Рома, холодно.-         А ты не стой, открой бутылку, иди и пей на ходу.

Она быстро шла по нетронутой следами мягкой дороге, отхлебывая большими глотками из бутылки и начинала пьянеть. Казалось, она не двигалась, а широкое пушистое полотно само везло её к белому озеру на середине которого был маленький остров с игрушечными ёлками. Она прошла по покрытому снегом льду, обернулась, глядя на свои сбивчивые следы и стала пробираться в глубь острова среди упругих молодых елок, капризно помахивающих ветками.

-         Что ты ищешь?-         Где бы сесть. – ответила Антонида и упала в снег.-         Оставайся где лежишь.-         Здесь так уютно – она допила оставшееся в бутылке и забросила её подальше.-         Кто-то играет на гармошке танго ´´Марианна´´, или мне кажется?-         Тут недалеко дом отдыха. Пенсионеры танцуют.-         Обaжаю смотреть на танцующих пенсионеров, особенно быстрые танцы.

Она засмеялась глядя на кружащиеся звезды: ´´ Завтра будет солнечный день, а я его не увижу.´´

-         Зато увидишь много других интересных вещей.-         Ты мне обещаешь? 

Роман равнодушно смотрел на Тоню, лежащую в снегу, над ней стояли три бродячие собаки. Одна из них вскинула морду и протяжно завыла.

 Мокрые мохнатые морды тыкались ей в лицо.-         Ой, что это?!-         Эти собаки шли за тобой всю дорогу.-         Я их не заметила. 

´´ Снег скрипит, кто-то идет´´ - Антонида встряхнула головой, -´´Это же я иду и уже, кажется, пришла.´´ К двери её подъезда было прикрепленно объявление: ´´Завтра с 10-ти до 22-х часов горячей воды не будет.´´ ´´ Нужно срочно убрать квартиру и всё перестирать! Как я дошла?´´

-         На автопилоте – ответил недовольный Роман. 

Антонида вошла в квартиру. Включила во всех комнатах свет и принялась за уборку. Роман появился снова в кружащейся легкой метели.

-         Рома! Не сори снегом и так бардак! 

Антонида стояла в одних трусах, нагнувшись над ванной полной пены,  раскрасневшаяся, весёлая и яростно стирала.

-         Рома! Ты меня слышишь?!-         Слышу!-         Помнишь мелодию танго в лесу?-         Да.-         Напой мне её -         А ты станцуй.-         Только с тобой.Оглушительная музыка включилась сама собой. Соседи стучали в стены и грозили вызвать милицию. Антонида и Роман танцевали танго ´´Марианна´´. 

В белый снег как в белый свет 

 Сонька в свои шестнадцать лет выскочила замуж в Петербуг из Мухосранска по фальшивой справке о беременности. Родители спихнули её увлекшемуся инженеру в командировке – только забирай. Её мама и папа уже лет десять гуляли по домам отдыха, каждый сам по себе. У молоденькой кокетки было только одно приданное – девственность, которую она при своей сексуальной фигуре и вороней лопоухости могла прошляпить в любой момент, а потом моталась бы не пристроенная. Так что родители были рады радешеньки, что ´´сокровище´´ не пропало даром.Семейные обязанности легли тяжким грузом на Сонькины несовершеннолетние плечи.Она стирала, готовила, убирала, стояла часами в очередях за продуктами, по пять раз в день трахалась с нелюбимым мужем, да ещё училась. Но из педегогического училища, в которое она, пока были силы, поступила её вскоре выгнали за неуспеваемость и Сонька пошла работать на завод. **Я женился как аристократ - на гимназисточьке** ;- любил говорить муж. ** Извозчик ты а не аристократ - запряг и поехал** - думала Сонька. Она с трудом дышала сквозь нарастающую толщу усталости. Иногда под утро, спросоня, казалось Соньке, что она дома у мамы и пора идти в школу, но окончательно проснувшись Сонька с ужасом обнаруживала, что лежит в лапах огромного волосатого мужика и пора получать утреннюю порцию секса, а потом чапать на родной завод. Сонька нашла эту художественную студию, как животное нюхом находит целебную травку, потому что больше всего на свете Сонька любила рисовать. Туда никого не принимали. Все и так было забито до отказа. Но Сонька умоляла и плакала. А когда старенький преподаватель с ведущими учениками посмотрели её работы, то сжалились и приняли – У Соньки был явный талант. Она рисовала с упоением и была совершенно счастлива в этой студии. А когда появился Венечка она стала ещё счастливее.Когда в семидесятом году у супругов Хамутовых родился сын счастливый папаша подумал : ” Я всю жизнь промучился с идиотским именем – Вениамин. Пусть этот шнурок тоже не сачкует ” - и стал сын отцу тёзкой . Когда через семнадцать лет отец с напыщенной торжественностью спросил сына : ” Гордишься ли ты нашим потомственным именем ” Вениамин ”? ” ”Сволочь”- ответил сын. По семейной традиции Венечку по окончании десятилетки определили в самое престижное военное училище . Мальчик прекрасно знал, что лучше ничего не придумаешь как уйти из училища в середине учебного года, чтобы этот змей-папаша взвился . Своих родителей он считал счастливым союзом двух злокачественных опухолей - рака и саркомы, а себя, соответственно, порождением такого союза . Веня любил рисовать ядовито-зелёных монстров в малиновых прожилочках. Из этих художеств папа заключил что сын желает стать художником и со следующего года место в  Мухинском художественном училище Вениамину младшему было обеспечено. А пока его определили в лучшую в Ленинграде художественную студию где он, ни ухом ни рылом, разводил на листе ядовитую зелень с багрово-красным и к этому месил побольше чёрного. В основном в студии занимались серьёзные люди, и мазню блатных никто не обсуждал. Венечка занимаясь ”творчеством” любил разглагольствовать о том, какая он личность и талант. Сонька, забыв о рисовании, слушала раскрыв рот и  думала: « Как это ему до сих пор никто не врезал за наглость». Началось всё с того, что однажды после занятий они случайно оказались идущими рядом по направлению к метро. Из переулка вышли и зашагали впереди два здоровых пьяных мужика, громко ругаясь матом . Венечка, забежал вперёд и своим юным чистым голоском сказал: ”Я иду со своей девушкой, и ей не приятно слушать, как вы ругаетесь.” ”Прибьют на месте”-подумала Сонька. Но мужики извинились и замолчали. ” Да он на меня внимания не обращает! А тут ”моя девушка”. Какой  он благородный!”-: мысленно воскликнула Сонька. С этого момента началась её любовь. И как музыкальный фон этой любви была песня Эдит Пиаф о юном корнете и вальсе на балу в Санкт-Петербурге .

 Словно сладкий озноб лихорадки                                                 

Я руку в перчатке партнёру даю и пою.                                                     

 Мы танцуем, друг друга волнуем,                                                        

 И оба ликуем - и я и корнет-                                                              

 Семнадцати лет 

 Венечка, в семье которого передавались и поддерживались офицерские традиции ,был для Соньки барчуком, розовым, избалованным бутузом, какой он, на фиг, был ходожник, он был корнет . Его юношеский лик напоминал популярную мордашку ангелочка, который давно перекочевал из под ступни Сикстинской Мадонны на предметы ширпотреба. Только Венина мордашка  была пошире и над губой у него проступал чёрный пушок. Венечка не спешил разменивать свою девственность, но его темперамент, не находивший выхода, делал его циником. И все-таки замечательно, что он был девственник и не торопился с развязкой, поддразнивая Соньку, но дорожа её интересом. Сонька же накручивала свою романтическую влюблённость как патефон с вальсом Эдит Пиаф. Она представляла как бы это сложилось у неё с Венечкой если бы они жили в другом времени в начале века. Она -хористка или статистка- балерина, а он, разумеется, корнет. Но оба они были ещё детьми.У Вени  на столике у кровати были расставлены оловянные солдатики, а у  Соньки на тумбочке трильяжа сидела Барби, правда рядом лежала пачка противозачаточных таблеток. Варвара - жена старшего брата мужа панически боялась как бы Сонька не родила. Дедушки с бабушкой, а так же семейной дачи едва хватало на её, Варвариных, детей. Вот располневшая Варвара, в тайне ненавидевшая Соньку, учила её премудрости предохранятся .Была ещё одна дама, которая обращала на Соньку видимо-благосклонное внимание. Скучающая путана-одиночка, которая в свободное от работы время пыталась жить духовной жизнью: то брала уроки фортепьяно, то ходила в секцию ёги, а вот  последнее время захотела научиться рисовать. По знакомству её устроили в художественную студию как блатную, и она щедро платила за обучение. Её звали Люба, но она представлялась Лаурой. За плечами у неё был большой опыт на поприще самой древней профессии. За время работы она набрала солидную клиентуру, но сама уже была не ликвид. Понимая, что выходит в тираж, она искала девочек приятной наружности, чтобы ”вывести их в люди” и самой нажиться на посредничестве, используя старые связи. Вот и стала Лаура подъезжать к Соньке. Та сначала решила, что речь идёт о том, чтобы загонять иностранцам картины за валюту, но вскоре сообразила, что речь идёт о другом товаре. Лаура, хорошо зная по чём на рынке киллограмм женской плоти сразу определила, что спрос на Соньку, если её привести в божеский вид, будет превышать предложения как минимум лет пять. А вертеть этой дурёхой можно, как угодно. Лаура уже приценивалась, что делать с Сонькиной фактурой, как придать ей соответствующий имидж. Белокожую, но взбледнувшую от бесчеловечной эксплуатации Соньку  нужно будет красить поярче. Её не крупным, но чётко отчерченным пухлым губкам пойдёт вишнёвая помада,  её восточным карамельно-карим глазкам пойдут лиловые тени, а её тёмно-каштановые волосы нужно будет покрасить в рыжый цвет. И если Соньку отоспать, подкормить и подпоить, то  её со свистом можно запускать в дело. Ринуться в пучину разврата, как заключительный аккорд романа с корнетом, который должен её соблазнить и бросить, казался Соньке вполне закономерным.Только корнет не торопился её соблазнять. Венечка комплексовал, и дальше сальных разговоров у них не шло. Лаура торопила Соньку с решением. Но Сонька заартачилась - сначала роман, а потом уж в омут с головой. Лауру это раздражало: ”Сидит, дура, в жопе по самые уши и ещё кочевряжится!”А Сонька всё напевала свой французский вальсок. Лауре так надоел мотивчик, что она написала по этому поводу ехидное стихотворение : 

Такие высокие ноты,

Что слов не расслышать никак.

Поёт о любви и свободе

Раздавленный жизнью червяк. 

 

Был розовым, нежным и скользким

Он мирно и счастливо жил.

Но выполз из кучи навозной –

Под чей-то каблук угодил.  

 Время подвигалось к летним каникулам. ”Эх, добро пропадает!”- подумала Лаура, которой надоело ждать пока Сонька отелится. Вскоре, потеряв интерес к рисованию, Лаура покинула студию.  ”Венечка поступит в Мухинское – и всё !”- Сонька была в отчаянии. Но её утешили - он вернётся в студию к осени.На то это и была самая лучшая студия  в Петербурге, которая располагалась в бывшей коммуналке на верхнем этаже ”доходного” дома в ”колодце”.Там в творческой атмосфере, без творческого беспорядка занимались и те, кто учился в Мухинском, и те, кто учился  в Академии. Венечка обязательно вернётся, если не дурак –а он не дурак.  Всё лето Сонька не разгибая спины бороздила грядки на фамильной  мужниной даче, и к осени совсем  дошла от такой жизни. Она написала маме и папе, что бы её забрали от сюда поскорее. Мама и папа, жившие каждый в своей однокомнатной малогабаритке и мечтавшие только об одном - устроить свою личную жизнь, ответили ей по разному , но одинаково по смыслу: -”вышла замуж- и сиди”. Прочитав эти тёплые послания Сонька поняла что детство кончилось так и не начавшись и что эта затянувшаяся игра во взрослость совсем не по нарошку.

С началом учебного года Сонька с большим скандалом отказалась от дачной повинности. Она и так пахала на заводе, вела хозяйство и удовлетворяла ненасытные сексуальные потребности мужа, который так на неё разозлился за дачный саботаж, что даже поколотил, при этом на молодом Сонькином теле не осталось ни синяка, а у мужа вспухла рука - рентген показал трещину на запястье. Сонька так его жалела и сокрушалась по поводу травмы, что он милостиво разрешил ей посещать студию. Начались занятия и появился Венечка.Он больше не был розовым корнетом, а скорее был похож на заурядного художника . Он номинально похорошел - похудел, был одет моднее, но потускнел, явно разменял свою девственность и взирал вокруг с отвращением. Но Сонька цеплялась за свою мечту – это придавало ей силы. Она всё лето ждала встречи с любимым. И снова грянул в её бедной головке  чарующий вальс. Веня,  казалось, ушёл в себя после столкновения с жизнью и на Соньку совсем не обращал внимания . Она сидела перед чистым листом бумаги и не могла рисовать - без Вениной любви жить было незачем .Она и знать не знала, что Веня просто глаз не мог поднять на женщин - так его загасили летом. Нашлась таки управа на  наглеца. А дело было так - Веня решил, что уж если выбирать себе первую женщину, так чтоб по всем статьям: что бы и умница, красавица и что б из ”общества”, как он сам и,  разумеется, что бы опытная в сексе. На практике, после поступления в Мухинское, он присмотрел себе подходящую кандидатуру и пошёл бахвалиться, какой он весь из себя подарок. Девушка в свои двадцать лет имевшая богатый опыт по части секса, сразу проколола этот мыльный пузырь. Веня пел ей, что он – это буквально бутылка с джином страсти внутри  и стоит только  этого джина выпустить на волю, будет такое, чего она ещё не видела . И вот взяла девушка эту, с позволения сказать, бутылку,  откупорила её и с прискорбием сообщила Вене, что никакого джина там в помине нет, и что ему с такими данными лучше сидеть и не высовываться, что б не позориться, и хорошо она такая добрая – будет держать язык за зубами, а другая бы всем рассказала – вот было бы смеху! Веня с тех пор только и думал о своей сексуальной неполноценности, боясь поделиться с кем бы то ни было этой страшной тайной . 

Сонька шла в  студию дворами. Вдруг она услышала шаги за спиной. Это был Веня . ” Вот удобный случай обясниться . Кругом никого.” Она прислонилась к стене с видом жертвы . Веня шёл погружённый в свои мрачные мысли по узкому корридору между дворами и вдруг заметил прислонившееся к стене привлекательное существо смотревшее на него с  рабским обожанием. Свет этого взгляда пролился бальзамом на его раненое мужское самолюбие. Веня подошёл к Соне вплотную, сгрёб её и по хозяйски поволок в  ближайший подъезд. Ему казалось, что он может делать с ней всё, что угодно .-   Всё, что угодно, только не ”это” - сказала Сонька. Трахаться в подъезде она отказалась наотрез .-   Но ведь ты же моя ?! ”Я твоя – заверила его Сонька – но уже пол часа как занятия идут ”– ей хотелось немного набить себе цену .-   Да, я пойду первым, ты потом .  Оставшись одна, встрёпанная Сонька разочарованно шмыгнула носом. Она-то думала, что  Веня плюнет на занятия ...  Когда она вошла в класс, Веня сидел и рисовал как ни в чём не бывало. Во время занятий она  ждала, что он взглянет на неё, улыбнётся, скажет слово .  Когда занятия закончились, он собрался и пошёл, даже не взглянув на Соню. Сначала она подумала, что он поджидает её в одной из подворотен проходного двора. Сонька заглянула по пути во все подворотни – Вени там не было. Она ускорила шаг и вскоре увидела его, шагающего впереди. Сонька нагнала его, намереваясь пройти мимо с гордым видом.  Он властной рукой поймал её и опять поволок в подъезд .Так и пошло – на занятиях он её не замечал, а потом они мотались по подъездам, где всегда было одно и тоже: ” Всё что угодно – только не это”. К тому же, Сонька не могла долго задерживаться - муж уже начал что-то подозревать . Однажды в самый интимный момент она чуть не назвала мужа Веней  - ”Убил бы на месте и вообще это ужасно - любить одного, а заниматься сексом с другим” .”Так больше продолжаться не может”- повторяли Веня и Соня друг другу, только каждый вкладывал в эту фразу своё значение . И вот  в один прекрасный вечер Веня сообщил Соньке, что договорился с друзьями о комнате в общаге. Сонька восприняла это как предложение бежать. Это было в середине октября. Сонька взяла пару дней отгулов. В ночь перед побегом она почти не спала, лежала и смотрела на часы, задремала только под утро. Пока муж собирался на работу, она притворилась спящей. Хлопнула дверь. Она открыла глаза. Откуда этот праздничный свет? Она подошла  к окну. Выпал ранний снег. Она смотрела на падающие хлопья и смеялась от счастья. Но нужно было собираться. Она достала потрёпанный белый чемодан, с которым она ещё в пионерский лагерь ездила. Если бы она реально смотрела на вещи, то поняла бы, что брать с собой  нечего, но чемодан  быстро заполнялся летней одеждой, старыми фотографиями, рисунками, предметами домашнего обихода. И вот она готова. На ноги Сонька надела замшевые летние сапожки, которые мама пожертвовала ей из своего гардероба. Они были на очень высоких каблуках и немного Соньке велики. Она знала, что сапожки не подходят по сезону, зато очень ей идут . Веня думал что она уже не придет. Сонька появилась с опозданием на полчаса. Когда он увидел, как  она ковыляет по снегу с чемоданом в руке, ему стало не по себе .Он и так был зол на неё, что пришлось прождать столько на холоде. Сонька, как  само собой разумеющееся, вручила Вене свой чемодан и они пошли к общаге . В комнате было четыре кровати и стол. Соньке хотелось распаковать чемодан,  выпить чаю, согреться, поговорить с Веней о будущем. Но Вене не терпелось заняться любовью. Они оба ужасно нервничали. Всё получилось быстро и скомканно. Веня подумал, что наверное, его первая женщина была права  - он ни на что не годится. Он уткнулся лицом в подушку. Ему хотелось лежать и не двигаться. Сонька не стала его тормошить. Она тихонько пошла в ванну, а когда вернулась, он уже спал. Она прилегла рядом и вскоре уснула сама . Страсть проснулась раньше чем они сами и всё было великолепно.Они смотрели друг другу в глаза. У Вени напрочь сошла с лица вороватая шкодливасть пошляка корнета , а у Соньки потетическая восторженность героини мелодрамы. Они шли на встречу друг другу как два локомотива на скорости и контакт был , как говорится, с грохотом , по полной. В этот момент, сквозь крик Соньки, сквозь своё острое ,как боль, наслаждение Веня, в не отключаемой созерцательности, подумал « Это стоит того» .Соня чуть не потеряла сознание от удовольствия. ” Наверное это называется оргазм»- Муж пичкал её сексуальной литературой, но ежедневное «вбивание свай» в течении года семейной жизни ни разу не дало ей этого чувства  Веня был совершенно счастлив - всё у него нормально если он такой герой. Он был до слёз благодарен Соньке. По настоящему она была его первой женщиной, а он её первым мужчиной . Когда ударные волны страсти улеглись, они  лежали спокойные, расслабившиеся, перешучивались и даже могли о чём-то разговаривать, как люди. А потом к ним пришли гости. Веня познакомил Соню со своими друзьями. Скинулись у кого сколько было. Ребята сбегали за выпивкой и закуской. Кто-то играл на гитаре. Венины друзья с интересом поглядывали на цветущую от счастья Соньку. И так всё было славно и весело. А когда они ушли было ещё лучше. Веня всю ночь обкатывал своё мужское достоинство. Он почти любил Соньку повторяя ей :´´Ты моя ! ты моя !´´ И, наверное, совсем бы полюбил, если бы не драный чемодан, белевший в углу. Веня опасливо косился на него и это слегка отравляло упоение страстью. Утром они проснулись голодные.От вчерашней складчины почти ничего не осталось. Веня вызвался сбегать в магазин. Соня прибрала в комнате, привела себя в порядок и села на батарею у окна. Она думала о том, как будет жить с Веней, как он представит её своим родителям. Родители мужа ценили Сонькину хозяйственность и Венины родители это отценят, а потом они пристроят её в Мухинское – они ведь люди со связями ...Сонька смотрела в окно на талую слякоть на улице и мечтала, мечтала, мечтала.Вдруг скрипнула дверь. Сонька спохватилась. Прошло довольно много времени. Где это Веня так долго шлялся? Нужно сделать ему выговор. ”Не буду оборачиваться. ”Она нахмурила лицо, но не могла удержать расползающуюся улыбку. Тем не менее, пауза у двери затянулась .-   А Веня разве...? - промямлил чей-то знакомый голос. В дверях стоял парень из вчерашних Вениных друзей.-   Вени нет. Он скоро придёт - недовольно ответила Сонька .Парень немного помялся, потом ушёл . -  О чём это я ?- Сонька поймала концы придуманного сюжета и стала мечтать дальше, но вдруг ужасная, жгучая мысль поразила её: ”Веня ушёл !”, но она тут же отогнала её: ”Ерунда, он вернётся с минуты на минуту ”. Соня попыталась   вернуться  к  придуманному сюжету, но  темнота за окном неумолимо подтверждала факт – уже вечер. Он не вернётся .”Глупости! Этого не может быть! ”- закричала она на себя. Ужас, как жгучая лава сочился из маленькой трещины догадки, которая с катастрофической быстротой разползалась, заливая её душу, захватывая её всю отчаянием и паникой. Каждая минута, каждая секунда подтверждала факт – Веня ушёл .Когда Венин друг снова  показался в дверях  Сонька схватив чемоданчик  и накинув пальто торопливо сказала: ”Да, да, я  ухожу ”- и побежала по коридорам и лестницам общаги к выходу . Сонька, мотаясь по городу, стреляла двушки и названивала Вене каждые полчаса. Его мама приятным вежливым голосом сначала сказала: ”Веня куда-то запропал со вчерашнего дня. А что передать? ”- а потом просто отвечала:”нет ”, ”не появлялся”. Соня сразу вешала трубку в страхе, что у Вениной мамы  кончится терпение. Зачем она звонила она себе объяснить не могла. Просто больше делать было нечего. Сонька заходила погреться то на почту, то в магазин. Ужасно хотелось есть. Деньгами в семье распоряжался  муж. Всю мелочь, которую удалось утаить за долгое время, она выложила  вечером накануне в складчину. Она  вошла в поликлинику, пристроилась к  очереди подлиннее и заснула в кресле. Её разбудила врачиха, которая вышла из кабинета уже в пальто: - ” Вы ко мне ? ” Сонька встрепенулась и быстро покинула помещение. Прошло два часа со времени последнего звонка к  Вене. Она позвонила снова.-   ”А Венечка был . Покушал и снова куда-то убежал.” И тогда Соня решила завязать с этим идиотским занятием. Падал мокрый снег. Сонька вышла на Невский проспект, дошла до ”Астории” и увидела, как из такси вышли две разодетые красавицы и проплыли через сверкающие двери в мир роскоши . « Вот сейчас  самое время к ним примкнуть.» Вспомнилась Лаура. Сонька посмотрела на своё отражение в зеркальной витрине – жалкая, замёрзшая, с драным летним чемоданом в руке.´´ Нет не примут   меня  путаны в свои ряды ´´- подумала Сонька. Вот был бы у неё с Веней настоящий роман с трагическим концом. Она обрисовала бы сейчас  путанам эту патетическую картину. Ей бы посочувствовали и посодействовали. Но не было картины, а была маленькая зарисовка – ядовито-зелёный чёртик, которых Веня  любил рисовать до того, как пошёл в большое исскуство. И был этот чёртик гораздо симпатичнее тех грязных натюрмортов, которые он потом писал с видом профессионала. У Соньки в сапогах хлюпала вода. Ноги совершенно одеревенели. И в памяти выплыли последние строки вальса Эдит Пиаф : 

Вальс дешёвый у жизни суровой,

Оркестрик  грошёвый в ночном кабаре

В декабре

И в ливрее портье коченеет,

О прошлом жалеет заброшенный дед

Бывший корнет.  

   

  Неподвижен, судьбою обижен,      

 Подобран Парижем   

    Он щурится вдаль на Пигаль     

  И под небом реклама под снегом    

   Неоновым бегом мигает в метель    

   ´´Россия´´-отель 

 Мысль вернуться домой была совершенно не приемлимой, но мысль ночевать на улице была ещё более неприемлимой. Время подвигалось к закрытию метро. Нужно было что-то решать. И вскоре она звонила в дверь своей квартиры. -Я тебе изменила, - сказала Сонька . Муж посмотрел на неё с каменным презрением, повернулся и пошёл в спальню. Сонька пришибленным цуциком проследовала за ним. Когда она легла в постель, муж брезгливо отодвинулся,”и лучше выдумать не мог ”. На следующий день он запил. Сонька перевелась на заводе на вторую смену, чтобы поменьше с ним сталкиваться. Когда она приходила  он уже спал. Как то она проснулась не привычно выспавшаяся  и обнаружила, что та половина кровати на которой спит муж, пуста. -   Твой-то, с Татьяной с первого связался, - сообщила ей соседская старуха. Татьяна - жена мужниного собутыльника, была старше Соньки на пятнадцать лет.  В дверь позвонили. На пороге стояла ” та самая Татьяна ”. -   Мужики дерутся. Побежали разнимать. Сонька спустилась за Татьяной на площадку первого этажа, где неуклюже дрались пъяные мужья. Татьяна бросилась разнимать, только подлив масла в огонь, a Сонька безучастно смотрела на эту отвратительную сцену. В итоге приехали две машины – милиция и´´ скорая´´. На скорой увезли Сонькиного мужа, а в милицейской Татьяниного. На следующее утро выпал настоящий зимний снег. Сонька стояла у окна в праздничном настроении и смотрела на падающие хлопья :” Это не то, что тот октябрьский. Этот не растает  быстро, не предаст. Уходить надо.  На заводе обещали место в общежитии. И с чего я решила что со мной всё кончено и деваться мне некуда?  Мне семнадцать лет. ". Сонька неожиданно обнаружила что огромный мир лежит открытый перед ней и туда ей белой скатертью дорога .        .

ПРОВИНЦИАЛ

  

Трое ´´новых русских´´ из города Старые Кучумы приехали гулять в Москву. Культурные ценности столицы интересовали их мало. Их интересовали кабаки и бабы.Старокучумцы мечтали познакомиться с настоящими путанами, но путаны даже разговаривать с ними не стали, хотя старокучумцы называли такие цены, за которые, осбенно не задумываясь, сами бы отдались. Московские кабаки их разочаровали и оглушили астрономическими ценами.

К вечеру старокучумцы пришли к выводу, что дома и кабаки лучше и бабы сговорчивей. Но пора было подумать о ночлеге. На дорогие гостиницы денег у них небыло, а в дешёвых небыло свободных мест. Старокучумцы решили снять каких-нибудь баб с ночёвкой. Но москвички спешили мимо, и, если кто-то откликался на гусарские заигрывания, то это были пугающего вида разбойницы.

Мне навстречу вышли трое – два здоровых и один маленький посередине. В их бравых речах слышалось звяканье пустого бидона. Говорили двое здоровых, маленький молчал. Он был у них босс и с удовольствием наблюдал, как распинаются подчинённые. Подчинённым очень хотелось проявить расторопность, но увы, этого им было не дано. Мне в этот день было скучно. Они меня рассмешили. Я сказала: ´´ Знаете что, я могу предложить вам ночлег за скромную плату, но без всяких поползновений (приползновений), а то я живу в коммуналке и у меня 12 соседей. Если что – сами понимаете....´´

Они тут же согласились. Мы приехали ко мне. Я указала им место, где они будут спать. Они разделись, накрылись общим одеялом и тут же уснули. Утром, когда лихая тройка вылезла из-под одеяла, я увидела, что двое здоровых были, как глиняные колосы, рыхлыми и бесформенными, а маленький был словно отлитая из металла статуэтка, изящный и мускулистый.

Старокучумцы решили продолжить столичный загул, но с меньшими амбициями. Они спросили, не соглашусь ли я просто пообедать с ними в каком-нибудь не очень дорогом, но приличном ресторане и не найдется ли у меня нескольких подруг для компании. Подруг, готовых пообедать на халяву, у меня было достаточно. Во время обеда, как и в прошлый раз, говорили два здоровых, а маленький наблюдал за происходящим, словно перед ним разыгрывается спектакль. Как звали двух здоровых не помню, а маленького звали Лёня Ленин. Почти как Ленина. Чем больше я смотрела на него, тем больше он мне нравился. Я решила узнать его поближе. Обед кончился и я пригласила всех к себе на чай. Ребята купили с собой шампанского. Мы сидели у себя в комнате. Было тесно и скучновато. И тут я вспомнила, что у меня есть заначка. Как-то я решила попробовать травки. Один знакомый принес мне пару раз это курево.Особого впечатления оно на меня не произвело и последний косяк я даже пробовать не стала. Вот я и предложила его раскурить. Гости проявили к этому предложению ханжеский страх и только Ленин оказался без комплексов. Мы раскурили с ним косяк и косяк оказался настоящим. Словно красный мак пророс в груди горячим ростком и распустился жаркими колышущимися лепестками.

В этом косяке был элексир любви. Пламенное чувство встало на рельсы и пошло поехало. Несколько дней Леня жил у меня. Его свита, как неприкаянная, моталась по Москве. Им было велено не маячить перед глазами. Они проклинали неожиданный Лёнин роман и ненавидели москвичек. Но вскоре деньги у них кончились совсем и пора было возвращаться в Старые Кучумы.

Мы стояли на автовокзале.

-         Хочу подарить тебе на память что-нибудь, - сказал Лёня.

-         Не трать денег.

Лёня настаивал. Я выбрала в какой-то лавчонке тонкую индийскую кофточку, которую потом, как ни странно, носила долгие-долгие годы.

-         Да, один нескромный вопрос, ты не могла бы достать валюту?

В те годы за валютные махинации можно было схлопотать долгий срок. Я пообещала помочь. Лёня оставил адрес своего офиса и мы расстались.

Довольно долго я мысленно разговаривала с Лёней, пока не подвернулась валюта. Я взяла такси и поехала в Старые Кучумы. Дорога заняла 3 часа. Я разыскала Лёнин офис – это была бревенчатая избушка. Оттуда вышла бабуся в платочке. Она была чем-то вроде секретарши. Лёниного адреса, понятно, не дала. Я узнала его в справочном бюро. Девушка заглянула в картотеку лишь для вида. Тут все друг друга знали. Я позвонила в Лёнину дверь. Мне открыла русская красавица, кровь с молоком.

-         Я к Лёне по делу.

Она метнулась в глубь квартиры и там вскипел сдавленный шепот. Вышел Лёня.

-         Ты валюту просил. Я привезла.

Лёня взял меня за руку и повел на улицу. Мы зашли за бетонную стену. За ней стояли в ряд мусорные контейнеры. Лёня прислонился к стене.

-         Чума! Я думал – уехал и все прошло. И вот ты здесь...

Было такое чувство, будто мы снова раскурили тот косяк. Мусорные контейнеры наполнились розами, а голуби и вороны, что рылись в мусоре превратились в райских птиц.

Всякий раз, когда на маня накатывает буря чувств, мое ´´я´´ выходит из меня, стоит и созерцает сотрясающееся от переживаний тело:

-         ´´Надо же! Как натурально! Как трогательно!´´

С этого момента наш роман вошел в новую фазу. У Лёни от прилива чувств случился микроинфаркт. Наверное поэтому он сказал, что сразу все деньги за валюту отдать он не сможет. А потом мы поехали гулять в Загорск. Его подчиненные тоже поехали, каждый со своей любовницей.

У одного была холёная красавица с опустошённым лицом, у другого потасканная заводная школьница. Захватили видик с порнушкой – неотъемлимый, по тем временам, атрибут загула.

Мы остановились в гостинице, бывшей когда-то монастырем. Каждой паре отвели по келье. Сначала собрались вместе смотреть порнушку. Нам с Лёней это быстро надоело и мы пошли гулять по городу. Было бабье лето – слишком много золота для Загорска, особенно на закате. Мы гуляли до темна. Ходили по хлипким мосткам от одного подсвечного монастыря к другому. На пустой улице нас на медленном ходу обогнала машина с выключенными фарами. Лёня замер и напрягся.

-         Ты что, замешан в чём-нибудь таком?

-         Да, я знаю, что всё скоро кончится, - тихо ответил Лёня.

Из дома, у которого остановилась машина, вышла весёлая компания. Лёня облегченно вздохнул и мы пошли спать.

В течении трех месяцев мы часто встречались и прекрасно проводили время. Лёня постепенно отдавал мне долг за валюту.

-         А что будет, если не отдам?

-         Да ничего не будет.

Когда, наконец, он полнлстью расплатился, я вздохнула с облегчением, а он заплакал.

У него жена забеременела.

-         Так это же прекрасно! – сказала я.

ЛЕЧУ  ЭТО  Я,  ЛЕЧУ...      

 Маша прилетела в такую жопу, как Вьетнам. Прилетела не одна, а с этими английскими пилотами, которые вели самолет на посадку. Маша ещё подумала : какой это мудак так сажает самолет, что, кажется, уши лопнут от боли.Теперь эти пилоты сидели в холле и ржали. Полет для них не закончился. Они хотели добраться до приличной гостиницы в городе. Они сбрасывались на автобус вскладчину, по доллару с носа.-         И я хочу! – сказала Маша.

  Пилоты взяли её под свое крыло. Они ехали по городу. Машин не было, а был хаотичный поток мопедов и велосипедов, на которых сидело по двое, трое, а то и четверо. Иногда в этом потоке появлялся насквозь проржавевший американский грузовик – призрак войны. Пилоты приходили в восторг. Показывали на него друг другу пальцем и кричали: ´´ Ты видел? Ты видел его?´´

   Когда обстановка была поспокойнее, молоденький худощавый пилотик почти плакал: ´´ Какие деньги берут с проезжающих! Таксисты дерут по пять долларов от аэропорта до города! Это как?!´´-         А из лондонского аэропорта до Лондона по 50 фунтов, не меньше. Это как? – спрашивала Маша-               По пяти долларов тянут таксисты от аэропорта до города, - напоминал о себе маленький пилотик. – Вот и живи.

Западные летчики, летавшие в такую жопу, как Вьетнам, получали целую кучу денег и y них сразу с этой кучей начинались проблемы.

-         Смотрите, какие у них тупые рожи! Вот чем они гордятся, - не унимался пилотик. -         Вот, смотрите на эту в кепке.Параллельно с автобусом ехала аккуратненькая, по-западному одетая вьетнамочка. Она не выглядела привычно униженной, как большинство. Это пилотика особенно раздражало. Вот такие уроды с Запада, если окажутся на Востоке, то желают,чтобы все кругом плясали перед ними на задних лапках и за счастье считали дать собой попользоваться. Маша вспомнила одного такого ´´Интуриста´´ в баре в Москве. Как-то в состоянии полного умопомрачения в один пролётный вечер, перед самым закрытием, когда ждать было больше нечего, понесло её к нему на квартиру. По московским понятиям – хорошая квартира, по западным понятиям – говно. В клетке сидел грустный попугайчик.-         Твой или съемный?-         Снял вместе с квартирой задешево.

  Маше стало грустно. Она подумала о хозяевах квартиры. Судя по книгам, интелегентные люди. Ютятся сейчас где-нибудь в Паскудниково или в Чертаново на куличках.

  Кавалер попытался заключить Машу в объятия. Она отстранилась.-         Дам 20 долларов! – солидно сказал кавалер. Маша расхохоталась.-         Какой исключительный гаденыш! Именно своей гадливостью он вызывал похоть на самой низкой волне

  Единственно, чего она от него добилась потом, чтобы он посадил её в такси, да и то со скандалом.

Через пару недель она встретила его в филармонии с очень приличной барышней, которая ´´за счастье считала´´. Гадёныш при виде Маши отвернулся.-         Ну да я тебе устрою! – взбесилась Маша.  Началось второе отделение. Гадёныш и барышня сели на свои места. Маша, пользуясь паузами, стала пересаживаться с другого конца зала все ближе и ближе.

Гадёныш наблюдал её неотвратимое приближение с ужасом. И вот в одну из пауз она встала перед ним в полный рост.

-     Здравствуй, Маша, - сказал гадёныш.      -    Ну здравствуй, пидар ёбаный! – прозвучало в идеальной акустике зала филармонии. Шутка средняя, аккустика идеальная.           -   О чем это я? Где это я? – спохватилась Маша. – Я же на другом конце земли, во Вьетнаме.   Автобус остановился в центре города. Оставив вещи в гостинице, решили пойти погулять по городу. Поток мопедов и велосипедов двигался так же хаотично и плотно.

-         Как же тут дорогу перейти? – спросила Маша пилотов.

-         Нужно плотно закрыть глаза и идти прямо. Вьетнамцы искусно лавируют, так что они тебя объедут. Откроешь глаза, начнёшь метаться – устроишь свалку на дороге.

Они шли по главной улице. Количество пилотов постепенно уменьшалось. Маша чувствовала, что за её спиной они делают друг другу какие-то знаки. В итоге с ней остался наименее женатый.

Быстро темнело – зима все-таки. Вместо обычных плюс 50 – всего лишь 30. Начиналась ночная жизнь. Поток более упакованных вьетнамцев проносился, развевая шелками.-         Да, только шелка при такой жаре и можно носить.

Маша решила купить себе что-нибудь шёлковое, заодно и проверить на щедрость кавалера, который уже считал, что дело было в шляпе. По наитию она вышла на самые дорогие магазины...

Самые крутые цены там были не более пятидесяти долларов. Больше всего ей понравился полумагазин, полуклуб очаровательных бисексуалов. Клуб принадлежал француженке вьетнамского происхождения.В обновках Маша совершенно преобразилась, заодно убедилась ещё раз, что все эти пилотики жуткие жмоты.´´- И к лучшему. Слишком жирно для него такая красотка, как я,´´ - подумала Маша.-         Пообедаем где-нибудь? – запоздало спохватился пилотик.-         Прививки нет... – несколько обобщенно ответила Маша.-         Я тоже не успел, - с удовольствием подхватил пилотик.С тихий мыслью выпить по стаканчику минералки они вошли в ресторанчик с микроскопическими, по московским понятиям, ценами. В углу сидела большая кoмпания вьетнамцев, в которой царил огромный белый. Вьетнамцы смотрели на него, как на отца родного, а он смотрел на них, как на людей.´´-   Какой симпатичный. Какой хороший мужик! Вот с кем бы я провела вечер. А тут сиди с этим халявщиком копеечным! Но без него я дорогу в гостиницу не найду.´´  Маша с пилотом опустились в ночную жизнь Сайгона. Посидели, ничего не взяв,в одном шикарном месте, посидели, ничего не взяв, в другом шикарном месте, потанцевали, музыку послушали. Вьетнамцы за честь считают посещение белыми своих заведений, если они даже ничего не берут. На улицах торговки продавали с лотков всякую снедь. На лотках рядом со сладостями и закусками спали их малолетние дети, словно их тоже продают. Машу удивила способность вьетнамских детей спать на жесткой поверхности.По краю дороги в живописных позах спали нищие. У одного из ресторанов видели роскошную драку. Солдаты посорились из-за девок с матросами. Дрались по всем правилам восточных единоборств. Драка бастро разворачивалась, втягия стоявших по сторонам.Напоследок пилотик решил оглушить Машу невиданно щедрым для себя жестом: взял в качестве такси белый лимузин – решил торжественно проводить Машу до своей койки. Лимузин был военный трофей. Салон украшали бумажные цветы. Маше он напоминал катафалк. Пока они ехали, начался тропический ливень. Когда подъехали к гостинице, Маша пожелала кавалеру спокойной ночи.У него упала челюсть. Чтобы как-то его утешить, она оставила свой московский телефон.Маша вышла из машины и чуть не по колено провалилась в лужу. Вместо дороги у тратуаров были реки. Тропический ливень падал, как стена. Наутро она проснулась в ознобе. Испугалась, что подцепила жёлтую лихорадку, но это оказалась обыкновенная ангина. Пора было в аэропорт, лететь в конечную точку своего вояжа – в Кампучию.Маша приехала в аэропорт, спросила у чиновника на таможне, где она может получить свой паспорт. Тот кивнул на другого чиновника, который возился у стойки. -         У вас мой паспорт? Чиновник кивнул.-         Могу я его получить?

Чиновник кивнул, продолжая возиться у стойки. Маша стала ждать. Время шло. Объявили посадку. Чиновник собрал чемоданчик, вышел из-зa стойки и пошёл своей дорогой. Маша кинулась за ним, но он только кивал и улыбался. Он не понимал, что она говорит. Она стала кидаться к другим чиновникам, но там была та же история.

Самолет отлетал через 20 минут. Следующий самолет в  Кампучию через две недели. И тут перед Машей возникло смутно знакомое лицо – это был тот симпатичный американец, которого она видела накануне вечером в ресторане с группой вьетнамцев.-         Я знаю эту систему. Я первый раз так неделю просидел в аэропорту. Ваш паспорт никому не нужен. На вашем паспорте какой-нибудь чиновник свой завтрак разложил и чай пьёт. Еще пять минут поспрашивайте, а потом начинайте рыдать на весь аэропорт. Только не давите на них, а то вообще ничего не получите. Будте женственной, посторайтесь вызвать к себе жалость

Маша не стала ждать ни минуты и завыла, как пожарная сирена. Американец, тем временем, подбил группу туристов, летевших в Кампучию одним рейсом с Машей, проявить солидарность и не садиться в самолет, пока Маша не получит свой паспорт. Чиновники забегали. За пять минут до отлета паспорт нашелся.

Маша не знала, как благодарить американца. Пересохшими губами она пробормотала: ´´ Может быть, когда-нибудь будете в Москве?´´-         Точно не буду. Это не мой регион.

Лету было всего полчаса. Машин кампучийский друг встретил её с радостным удивлением. Он, честно говоря, сомневался, что она прилетит в страну, где велись тогда боевые действия, а, не будь дурой,сдаст купленный им билет в кассу и положит себе в карман крупную сумму. Но Машу манили неведомые страны, да и мужик был в общем ничего.

Когда они сели такси, Маша уткнулась в плечо друга и отрубилась. Она очнулась при въезде в город, открыла глаза – изображение было ярким, как взрыв. В неестественно бирюзовом небе края храмов-пагод, украшенные драконами, поднимались вверх, как щупальца золотых и розовых осьминогов. Кругом пышно цвели кусты. Над ярко-розовыми и желтыми соцветиями носились пугающей велечины насекомые. По растрескавшимся стенам домов бегали стаи зеленых и бордовых ящериц.

Когда они приехали в гостиницу, изголодавшийся Машин друг понял, что она находится в том физическом состоянии, которое в народе характеризуется как ´´ ни дать, ни взять´´.

-         Жаль! А я на завтра взял билеты в Апковарт – это Мекка для буддистов.

-         В Апковарт мы поедем, если я буду даже умирать.

На следующий день жара поднялась до сорока и Машина температура тоже. Она заглотила ударную дозу антибиотиков, но это ей не помогло. И все-таки она поехала в Апковарт.

В аэропорту их встретил автобус с кондиционером и экскурсоводом, бывшим буддийским монахом. Началась экскурсия. Они подъехали к главному храму. Нужно было вылезать из прохладной машины и чапать по необозримому пространству через бывший королевский сад, который вырубили.                                                                                               

  - Тут водились разные обезьяны и райские птицы – кхмеры съели их, сад на дрова вырубили,– рассказывал экскурсовод. Потом они чапали мимо бывших королевских прудов.

- Здесь водились крокодилы – тоже кхмеры съели. Пруд осушили,- продолжал экскурсовод – сейчас в лесу почти никто не водится, кроме тигров. Тигры питаются кхмерами, кхмеры – тиграми.

Они подошли к храму.

- Здесь в верхних этажах скапливается дождевая вода, она считается святой. Раз в году сюда приходит религиозная процессия.

Перед Машей уходили в бесконечную вышину полустертые ступени многоярусного храма. Она с сомнением покачивалась на высоких каблуках своих итальянских босоножек. Упустить шанс посмотреть это чудо было непростительно. Маша медленно пошла вверх. Как-то незаметно произошло чудо. Она легко поднялась по крутой лестнице, не чувствуя ни жары, ни болезни.Она прошла первый, второй и третий ярус десятиметрового храма. Обошла все галереи, покрытые знаменитыми барельефами тончайшей работы, на которых изображался вечный бой добра и зла. Колонны воинов, демонов,людей, богов смешивались в кровавом сражении. А потом оставшихся в живых ублажали грустные богини, пери и земные женщины. Этим барельефам и рельефам было по девять веков.Потом были другие дворцы и монастыри. И везде сидели в ряд обезглавленные будды. Красные кхмеры приторговывали антиквариатом. Тащить всего будду было тяжело, а вот голову утащить и загнать было просто. 

                                                                 Дух грабительства закрался и Машину душу. Вокруг храмов валялись осыпавшиеся фрагменты рельефов. Маша стала примериваться к обломку, который поместился бы в её сумку. Но когда она протянула загребущую руку к подходящей велечины обломку, откуда-то с выступа ей на руку свалилась змея. Маша завизжала и мгновенно стряхнула ее. Экскурсовод посмотрел на скользкий след на Машиной руке, потом на уползающую змею и сказал, что это самая ядовитая змея в здешних местах. Смерть наступает через пару минут после укуса. И все-таки Маша, улучив момент, сперла потом небольшой обломочек, но он был такой бесформенный, что привезя его домой она с пеной у рта доказывала, что это кусок храма девятого века. Ей никто не верил – булыжник и булыжник. В общем, интересная бала экскурсия. Под воздействием ауры святых  мест Маша совершенно выздоровела, но её друг настоял, чтобы она пару дней провела в постели ( он бы её  оттуда вообще не выпускал).Маша лежала в постели, а по трещинам стен из терракоты сползали узорчатые жуки, ветер сдувал с пышных соцветий желтые лепестки.  ´´ На площади спит на циновке нищий, 

  Над городом тень дракона летит, 

  И пляшет каменная богиня, 

  Хрупкая девочка лет десяти.

´´ Еще Маша видела в окно, как по краю крыши идет сиамская кошка. Здесь все кошки были сиамские. Других не водилось. И такая тощая-пртощая, что будь она потолще, не прошла бы по тонкому краю.Надо сказать, что все в этих краях были ужасно тощими – и животные и люди. Поэтому наличие форм и веса очень ценилось. Когда Маша в коротких шортах и облегающей майке появлялась на рынке, аборигены кричали от восторга. Белое население, проникшееся местными вкусами, тоже ценило формы. Два здоровых борова, которые жили в одной гостинице с Машей, провожали её попу, обтянутую белыми шортами, мученическим мычанием.-         Животные! – скрежитал зубами её кавалер.

   Один крутой китаец, которому принадлежало большинство ресторанов в городе, появлялся у бассейна гостиницы со стаей юных феечек. Увидев Машу, он распустил гарем. Стал ежедневно поджидать Машу на выходе из бара и с пришибленным видом предлагал ей что-нибудь выпить. Маша неизменно отказывалась. Слухи об ухаживании китайца достигли её кавалера. Назревал скандал. Маша этого не хотела.

Она решила поговорить с китайцем: -    У вас такие девочки!...-         А что они? – безнадежно отмахнулся китаец. – Вот у вас такое тело! – он пошире развел руки. – Вы, наверное, француженка, - мечтательно сказал китаец.      И накаркал, как в воду глядел. Скоро летела Маша в Париж, уже к другому своему такому же понятному мужику, с такими же понятными целями.      Если у кого-то Франция ассоциировалась с духами, коньяками, деликатесами, то у Маши она ассоциировалась с Иностранным Легионом, где учили и давали право убивать. Очень ей хотелось встретить кое-кого с оружием в руках, потому, что не раз прижимала и трясла её жизнь в виде гостиничной охраны на выходе. И потом обобранная, униженная Маша, захлебываясь ненавистью, повторяла про себя: ´´Мне бы автомат!´´  Поэтому с наслаждением вспоминала она рассказ одной подружки Лаурки – через край роскошной девки, которая жила с крупным мафиози. Мужик он был щедрый, но тяжелый, как Каменный гость, и держал он Лаурку на коротком поводке, а она всё мечтала от него соскочить. И вот как-то ранним утром в одной крутой гостинице соскользнула Лаурка от него с шёлковых простыней, прокралась мимо спящего телохранителя и пошла себе тихо на выход. Тут её загребла охрана, сволокла к себе в контору и давай трясти, а у неё при себе ничего. Спросили - из какого номера вышла (некоторые клиенты, боясь шантажа, могли хорошо отстегнуть). Лаурка назвала номер. Позвонили. Мафиози в халате и тапочках тяжелой поступью Каменного гостя сошёл в подземелье. Лаурка сидела босая.-         Ты чего это? – спросил мафиози, кивнув на туфли, стоящие рядом.-         Так обаскивали.-         Кто?-         Да вот этот. Молоденький мент ухмыльнулся. Каменный гость как развернётся, да как двинет гранитным кулаком в бриллиантовых перстнях менту по морде. Тот упал, обливаясь кровью. А другой мент рядом стоит и тоненьким голосом говорит: ´´Я сейчас милицию вызову´´.   А мафиози вскинул Лаурку на плечо как норковую шубу и пошел себе досыпать.  ´´ Да, мафиози хорошо, а иностранец лучше. Если парень у себя дома бабу снять не может, значит он совсем плохой. А иностранный специалист без знания языка – это нормальный человек далеко от семьи,´´ - так думала Маша, стоя в храме кружев и рюшечек, то есть в отделе женского белья магазина ´´Призоник´´ в Париже. Перед ней висел шёлковый комбинезон цвета шампанского с пояском и подвязкой.-         Хорошее обмундирование. Хочешь, куплю? – раздался у неё за спиной вкрадчивый мужской голос.-         Да, купите комбинезон бойцу Иностранного Легиона, - не оборачиваясь сказала Маша.   Париж очень интересный город. Кроме магазинов, там много есть чего посмотреть. Маша ежедневно посещала разные музеи, галереи, выставки. Ее друг, человек педантичный, требовал отчета – где была, что видела? И вот, побывав в военном музее, где большая часть экспозиции посвящалась Наполеону, Маша рассказывала другу о своих впечатлениях.-         Да, бедняга Наполеон. Он так и не дошёл до Москвы, - прервал её рассказ друг-француз.-         Ты знаешь, у меня для тебя есть хорошая новость: Наполеон-таки дошел до Москвы.-         Да что ты говоришь?      Летела Маша обратно из Парижа в Москву.-         Когда я улетала из Москвы, выпал первый снег, сейчас, наверное сугробы. А в Париже травка зеленая, розы цветут...   

 

     И самолет меня      везет,                                                                                                   

 И я скучаю у окна.   

  Когда кончается Париж,  

                                                      То начинается зима.  

   Серьезный этот француз. Не проведешь его, не сыграешь – ему подавай, чтобы всё было по-настоящему. Приходилось себя накручивать, а накрутка даёт откат: муторное состояние, полная апатия. Ходишь как в тумане, а в тумане вечно какая-нибудь гадость прилипнет. Вспомнила Маша, что как-то выплыв из такого тумана, перехватила себя на том, что шла в ЗАГС с пожарником. Правдв, пожарник был международного класса, получал хорошо, да и Маша где-то как-то была пожарником человеческой плоти. Они родились в один день и были похожи, как близнецы.-         Неужели я такая тупая, как он? – спрашивала себя Маша. – Впрочем нечего на зеркала пенять.

   Потом он долго звонил ей и говорил, что он и только он, её единственная судьба.

-         Когда это я ещё собиралась замуж? 

   Когда открыли границы для бывших эмигрантов, в Россию ломанулись ´´женихи´´ - сорт мужчин совершенно незнакомый. Казалось бы, мужчины с настоящими паспортами граждан ФРГ или США, хорошо одетые, без языкового барьера, желающие жениться – чего бы ещё? Но, как правило, это были люди ничтожные, ничего толком не умеющие и поэтому распускающие вокруг себя ореол загадочности. У себя в заграницах никому они не были нужны и в лучшем случае трахали скучающих чужих жён. Зато в России им представлялся такой ассортимент женщин годящихся им и в жены, и в дочки, и даже во внучки! Поэтому окинув беглым взглядом список ´´блюдей´´, то есть меню, они с судорожной жадностью принимались за дегустацию невест по принципу ´´если не съесть, то хоть надкусить´´. Очень редко  среди этих потенциальных женихов попадался настоящий - какой-нибудь скромняга, который худо-бедно кропал что-то там у себя в заграницах. Такой не затягивал с дегустацией, а выбирал из стаи предлагавших себя в жёны райских птиц серую перепёлку себе под стать и умыкал её с собой в заграницы, чтобы жить с нею долго и счастливо. Но такие опять же были редкостью.

    А вот Марик Берсуцкий был типичным представителем большинства женихов. Он и на эстраде что-то там изображал, и в металлоиндустрии крутился, но на самом деле ничего не имел и не умел в свои пятьдесят лет.

    Машу чем-то тронул его сиротский взгляд, выработанный при встречах с социальными ассистентами, а потом, все тогда пытали счастье на этом поприще, Маша решила попробовать. Ей тогда было двадцать пять лет. Она думала, что для пятидесятилетнего козла это просто подарок. Она и знать не знала, что об него и семнадцатилетние бились, как рыбы об лед. Он обошелся с ней не хуже и не лучше чем со всеми остальными: уходя под утро небрежно бросил: ´´ Я тебе позвоню´´.

     Маша была в ярости. Пока она раздумывала, как с ним разобраться, он уехал из страны, прихватив с собой кандидатку, едва достигшую совершеннолетия. Казалось бы все – придется проглотить обиду, но Маша решила отомстить ему с помощью черной магии, то есть наслать на него всякие несчастья. Но не нужно было особых заклинаний, чтобы молодая невеста Марика, оказавшись в загранице, сбежала к более выгодному жениху. Для второго захода в Россию у Марика не было денег. Он стал звонить и писать опробованным кандидаткам. Вспомнил и про Машу, прислал ей вызов, но она уже летела и Италию по приглашению настоящего итальянского иностранца.

  

ТРЕХЭТАЖНЫЙ  ДОМ  В  БЕРГАМО

Маурицио Петруччи был итальянец, родом из города Бергамо, но такой блондинистый, что питерские таксисты разговаривали с ним на финском.

Его мама была родом с Украины. В шестнадцатилетнем возрасте во время войны оказалась она в Италии. Там она вышла замуж. Прожив всю свою жизнь в Италии, она так и не научилась говорить по-итальянски. Поэтому в семье никогда не было скандалов. Маурицио закончил самое крутое ПТУ в Европе, где-то в Швейцарии, и был электриком-высотником высшего разряда. Он, как белобрысая горилла, прыгал с балки на балку там, у себя на высоте. Он любил Россию и проработал здесь десять лет, но знал по-русски только одну фразу:´´ Давай ещё ´´.После десяти лет плотного загула он решил остепениться – жениться. Маша тогда переменила имидж – косила под скромняк. Маурицио хотел именно такую жену: скромную. В Бергамо он купил старый дом с подворьем. Всё отреставрировал и модернизировал. Он привёз Машу в родной город. Они подъехали к воротам дома. Маурицио нажал на пульт управления. Ворота раздвинулись. Маша вошла на подворье. Над дверью дома было изображение мадонны.-         Мне здесь нравится, - подумала Маша.

Они начали осмотр дома со спальни. После ударной дозы секса Маурицио сказал: ´´У нас будет двое детей, две породистые кошки, две породистые собаки и две машины´´.

-         И все это мне предстоит произвести на свет, - подумала Маша.-         В доме три этажа, чердак и подвал, - продолжал Маурицио. – Ты каждый день будешь мыть весь дом с чердака до подвала, а также все машины, обхаживать наших детей, собак и кошек, а потом ты свободна. Делай, что хочешь, но до того момента, как я приду с работы. Тогда всё свое внимание ты должна полностью уделять мне. Понятно?-         Понятно.В общем, за него она замуж не вышла, хотя Италия ей понравилась. 

                     Потом снова оказавшись в Италии, уже с другим итальянцем, она на скорости проехала мимо Бергамо на пути во Флоренцию, но даже на скорости она разглядела ту старинную церковь, где могла в своё время обвенчаться и зажить, как порядочная.  

 КАК  ТАМ,  В  ЗАГРАНИЦАХ ? 

 Нарядная Маша шла себе из Большого театра и наслаждалась майским вечером. Шла мимо сидящих на жердочке путан, сидящих поодаль финских монтажников, покуривавших анашу. Кто-то присвистнул ей в спину. Она не отреагировала. Харри задумчиво бросил бычок, медленно встал и пошел за ней следом.´´ Свободна?´´ Она подняла на него глаза и все. Дальше она вела себя, как под гипнозом. Он был потрясающе красив. Потом как-то она увидела плакат с Ван Даммом и подумала: ´´ Харри, что ли, в люди выбился?´´ Но быстро поняла , что это всего лишь Ван Дамм. Куда ему до Харри! Итак, Маша была в шоке. Но Харри не воспользовался её состоянием и не поволок её в темный уголок, а чинно повёл в бар пить пиво.За столиком в углу сидел пожилой бизнесмен с юной красавицей. Маша и Харри подсели к ним. Бизнесмен сразу вдавился всей массой в угол, а красавица сняла туфли и положила ноги на стол, показывая края чулок. И это было только начало. Харри показывал разные фокусы с монетками и зажигалкой. Сидели молча. Красавица расстегивала пуговицы на всей одежде. Маша понимала, что Харри просто всех дразнит и решила, что если она не будет возникать, то останется при своем. Так и получилось. Когда красавица дошла до полной кондиции, Харри залпом допил свой стакан и сказал Маше: ´´Пошли домой´´.-         Не включай свет, - шепнул он ей на ухо, когда они вошли к ней в квартиру.-         Ой, что я с тобой сейчас сделаю! – с этими словами он упал на диван и заснул.

Проснувшись утром, он осторожно разлепил свои огромные загнутые ресницы, потому что не всегда утро встречало его прохладой в этом чужом городе, в этой чужой стране. Его взгляд встретился с нежным взглядом Маши.

-         Представляю, что ты обо мне подумала.-         А ты не хочешь записать мой телефон?-         А ты мне его дашь?!!!   Вечером того же дня он позвонил и сказал: ´´ Иди сюда´´.-         Иду, - ответила Маша.

Он не хотел с ней расставаться, но его выслали из страны. Фирма разорвала с ним контракт после двухнедельного запоя. Перед выездом он привел её в финское посольство и оформил приглашение.

Маша прилетела в Финляндию. Просидела в Хельсинском аэропорту два с половиной часа. День был серенький. Накрапывал дождик. Маша стала подумывать а не улететь ли ей обратно. Но тут на горизонте появился Харри. Он шел извилистой походкой, заплетая ногами.

-         Водку привезла?

-         Забыла.

Он повернулся к ней спиной и пошел назад, но потом вернулся, взял её за руку и, не глядя, повел за собой. По дороге домой он заходил во все попадавшиеся на пути бары. Когда, наконец, они приехали к нему, он открыл дверь и рухнул столбом. За окном его однокомнатной квартиры в дымке моросящего дождя были бескрайние леса и озера. Харри проснулся поздно вечером, включил телевизор. Он совершенно забыл, что у него гости.

-         Есть хочу, - подала голос Маша.

-         У тебя деньги есть? – спросил Харри. – Я тебе завтра отдам. Схожу куплю чего-нибудь.

Маша со вздохом открыла сумочку. Он ловко выдернул оттуда кошелек и паспорт и убежал.

С этого дня началась собачья жизнь. Она не знала, где русское посольство. У него в квартире не было телефона. А у нее не было даже пары монеток, чтобы позвонить. В алкашном районе, где обитал Харри, никто не говорил по-английски. Финского она не знала. Он таскал её за собой по каким-то грязным пивнухам, где бесполезно было к кому бы то ни было обращаться. Как-то он привел её в место поприличнее. С ними за столом сидел более-менее цивилизованный мужик. Воспользовавшись моментом, когда Харри отошел к стойке, Маша в кратце описала ситуацию.

-         Пожалуйста, помогите!!!

-         Знаешь, девочка, сколько тут таких, как ты? Всем помогать жизни не хватит. А зачем ты вообще сюда приехала? Шла бы работать на завод, там у себя. Ну, на здоровье! – и он поднял бокал с коктейлем, равным по своей стоимости по тогдашнему курсу зарплате советского рабочего.

 Собачья жизнь шла своим чередом. В конце дня Харри покупал ей в буфете бутерброды с истекшим сроком хранения. Финляндия была для Маши вереницей пивнушек и забегаловок.

Однажды он привел её в пивную ´´Бункер´´, стены которой были оклеены солдатскими письмами на немецком, русском и финском языках, найденными на полях сражений. По стенам развешено трофейное оружие. У стойки стояла типично финская грудастая блондинка.

-         Я её знаю. Такая девочка! Такая дура!!!

-         Есть хочу.

-         Выпей и расхочется.

-         Отдай мне паспорт. Я домой поеду.

-         Почему все женщины от меня уходят?

И тут Маша расхохоталась.Она смеялась звонко и заливисто. ´´ Перебор´´ - подумал Харри. За столиками вокруг стали оборачиваться. Харри быстренько вывел заливающуюся Машу на улицу.

-         Всё. Сейчас пойдем обедать в один хороший ресторан.

Это предложение вызвало взрыв ещё более дикого хохота. Харри не на шутку испугался. Он стал предлагать что угодно, и когда он дошел до того, что предложил Маше стать его женой и остаться в Финляндии, с ней чуть судороги не случились. Пришлось срочно ловить такси и везти её домой.

Ночь они провели очень беспокойно. Маша все не унималась и Харри напряженно думал: ´´ Что делать?´´ С утра пораньше он отвез её в Советское посольство.

-         Нет уж, извините, - сказали ему там. – Нужно сначала заказать билет. Придется подождать надельки две. А будете здесь возникать, мы с вас ещё взыщем за порчу нашего советского имущества.

   Маша тихо хихикала, слушая этот диалог, а Харри косился на неё в страхе, что она вот-вот снова взорвётся хохотом. Пришлось снова везти её домой. Две недели он был чуток и предупрелителен. В конце концов благодаря ласковому обращению Маша белее-менее успокоилась.

Через две недели она благополучно села в самолет, благополучно долетела, но когда в шереметьевском аэропорту она садилась в такси, водитель опрометчиво спросил: ´´ Как там, в заграницах?´´

За вопросом пследовал взрыв совершенно демонического хохота,а потом всю дорогу она так зловеще хихикала, что таксист с неё лишнего не взял.

Но не прошло и месяца, как Маша оклемалась ( а что ещё ей оставалось делать?) и снова летела по приглашению в заграницу, в Англию к пилотику, к тому самому, паршивенькому, которого она встретила в городе Сайгоне.