Странствующий цирк

Наташа вошла в белую комнату.  Посередине чёрный стол и четыре чёрных стула. Даже занавесок нет. За столом три старые ведьмы. Одна из них нажала на клавишу диктофона:
- Итак, Наташа, расскажите, как вы забеременели?
Наташа заглянула ведьме в самые зрачки, та дёрнулась, выдавив мину фальшивого сочувствия.
Три года подряд Наташу вызывали  в социальную контору раз в полгода, и заставляли рассказывать одну и ту же историю по причине недоверия к информации, что отец Наташиного сына живёт в России. Потом записи рассказов прослушивалась в поисках противоречий.
  Шведские власти не могли взыскать с отца ребёнка  алименты.
Поэтому ведьмам из социальной конторы предоставлялась  неограниченная возможность для допросов – развлечений.
http://www.youtube.com/watch?v=zGyHNzfetl0&feature=related
Наташа полюбила звук волынки с детства, когда побывала в Карпатах.
 Но особенно нравилось ей, когда на волынке играл рыжий Шотландец, бывший боксёр в тяжёлом весе. У него была белая, в веснушках, кожа, твёрдый подбородок, открытый взгляд серых глаз. Он был поваром международного класса и путешествовал по всему миру. Они встретились однажды в полутёмном кабачке в Старом Городе, куда Наташа приходила послушать джазовые импровизации  на фоно и попить настоящей «Кровавой Мери». Он был единственным, кто, за долгие годы жизни в Швеции,  дал ей немного тепла и душевного покоя.
Шотландец приезжал раз в месяц. Они встречались в Град Отеле. Это были милые  встречи на достойном уровне.
Шведское лето – благодатная пора, которую Наташа с сыном люто ненавидели . Летом они особенно чувствовали себя одинокими.  Закрывались их бомбоубежища - бассейн и библиотека. В районе резко активировалась криминальная активность и бесчинство подростков – хулиганов.
Закрывалось большинство учреждений. Все мало-мальски обеспеченные граждане уезжали на курорты, или скрывались в своих  мирках на летних виллах  у моря. 
Зато на общественных пляжах яблоку негде было упасть. Контингент  не особо счастливых людей - бедные иностранцы, обнищавшие одинокие пенсионеры, местные алкоголики и сумасшедшие. 
Были в районе отдалённые пляжи получше. Туда на велосипеде час езды.
Наташа купила велосипеды себе и сыну. Сын быстро освоил велосипед, а Наташа так и не научилась из - за  отсутствие баланса в эмигрантской неустроенности.
Единственной  радостью для Наташи в этот период был приезд Шотландца. И она ждала его с нетерпением.
За день до прибытия Шотландца в районном центре появился цирк.
Бродячий цирк «Виктория» приезжал обычно в начале июля. Владелец  немец набирал труппу из тех, кто по - дешевле, из восточной Европы. Это были артисты либо в начале, либо в конце своей карьеры. 
Места под натянутым куполом были заняты лишь на треть.
Наташа с детства не любила цирк. Мать таскала её туда больную в зимние каникулы. Билеты покупались заранее. Не пропадать же? Крик, гам, пёстрое мелькание, пересохшие губы, головокружение от высокой температуры.
Наташе было жалко нелепых клоунов, над которыми все смеялись, она ненавидела живодеров – дрессировщиков, измывавшихся над бедными животными. Но особенно тяжело переносила Наташа трюки акробатов – как можно так безрассудно рисковать жизнью, да ещё на глазах у детей!? Когда под бой барабанов объявляли смертельный номер, Наташа закрывала глаза.
Но в середине шведского лета приезд цирка вносил разнообразие в тоскливую жизнь. Пятилетнему Сашеньке скорее нравились антракты, когда за пару монет можно было покататься на пони, или после представления побродить среди клеток с животными, заглянуть за кулисы.
У входа стоял мужчина – мальчик и продавал леденцы, бумажные флюгера, раздавал листки с программой представления.
- Ой! А вы русская!? – обратился он с энтузиазмом к Наташе, услышав, как она обращается к сыну.
« Да, русская» - буркнула Наташа – окинув незнакомца скептическим взглядом  и подумала: - « Вот ещё не хватало! Знаем мы вашего брата – сезонника. От местных то ничего хорошего не видела. Не поймёшь – сколько ему лет. С первого взгляда - лет семнадцать, а как заговорил  - точно за тридцать. Широкие шаровары, бесформенная кофта, фетровая шляпа, скрывающая пол лица – клоун, наверное. Странный дурачок».
Представление открывал владелец цирка – измождённый и помятый, окружённый своим неприбранным бестолковым выводком – мал мала меньше. Потом вышел тот мешковатый, что приставал у входа, бесцветно пожанглировал разноцветными мячиками. Потом были деревянные,  неумелые акробаты, звери – дрессировщики со своими замордованными питомцами. И вот под барабанную дробь был объявлен главный номер программы   - снова вышел «мешковатый». Только он снял свои мешки, снял  шляпу, скрывавшую пол лица и преобразился до неузнаваемости  - Словно подул морской бриз, взметнув его мягкие каштановые локоны. Плавным взмахом пронёсся ельф- акробат сквозь пространство цирка. Его  прекрасное тело, обтянутое серебристой тканью излучало мерцающий свет. Он растворялся в полёте как в нирване. Стихия воздуха была для него родной. Его замысловатые сальто слились в великолепный танец. Его лицо было спокойным и счастливым. Зал замер в восхищении. Наташа не боялась, что он упадёт, потому, что знала - он умеет летать.
Представление закончилось под бурные рукоплескания.  Потом Наташа  бродила между вагончиков, держа сына за руку. Красный закат густел.  Усталые пони в загоне кивали  взъерошенными гривами. Сашенька протягивал к ним руки.
Дверь одного из цирковых вагонов открылась. На пороге стоял эльф – акробат, обнажённый до пояса, в потёртых джинсах. Глядя на Наташу в упор он делал упражнения по растяжке мускулов.
« Растяжка, и съём женщины – рутинные процедуры после представления. Да и не нужна я ему. Просто хочется домашней обстановки – вещички постирать и прочее.»
Прекрасное тело акробата белело в чёрном дверном проёме вагончика. Его многообещающая улыбка трепетала как огонёк свечи.
Она почти осязала радужные притягивающие кольца энергетики, исходящие от акробата. 
«Крылья у меня не вырастут, Даже на велосипеде кататься не умею. Пора домой. Завтра Шотландец приезжает. А он всё сечёт» -:Наташа знала, что такой возможности больше в жизни не представится, но решила, что ей не под силу достойно принять этот подарок судьбы. 
Ночь прошла беспокойно, Наташа часто просыпалась. В обрывочных снах она летала с акробатом высоко и  низко, медленно как воздушный шарик и стремительно как снаряд. 
Под утро она, наконец, погрузилась в глубокий мирный сон и не слышала, как цирковой караван прошёл под её окнами, покидая город.
Шотландец, приехавший на следующий день, был разочарован.  Он не почувствовал к себе прежнего интереса. Ему уже порядком надоели Наташины странности и её эмигрантская неустроенность. Это была их последняя встреча.
Старый пароходик отходил от причала у королевского дворца направляясь в Тиволи Грёна Люнд.  Сашенька бегал по палубе с девочкой одногодкой. «Рыбак рыбака видит издалека» . Мать девочки – тоже  русская резведёнка разговорилась с Наташей
- Как ты проводишь отпуск?
- Никак.
- А я обычно путешествую с каким ни будь гастролирующим цирком. У меня машина с фургоном. Ухаживаю за лошадьми. Дочь помогает.
- Как я тебе завидую! А у меня нет ни машины, ни фургона. Даже на велосипеде кататься не умею.

http://www.youtube.com/watch?v=rrTC2ROEYqQ&feature=related

Тем летом шведские средства массовой информации больше  месяца пережёвывали одну кошмарную историю – проголодавшийся мальчик, в отсутствие мамы, решил порыскать в морозильнике, в надежде найти там что ни будь съедобное. Вместо замороженных сосисок мальчик нарыл в морозильнике тела замороженных младенцев, как потом выяснилось, своих братьев и сестёр. Мальчику стало неуютно в квартире с трупами, поэтому он решил похоронить родственников в лесу. Ребёнок был неопытным могильщиком. Трупы младенцев вскоре обнаружились. Состоялось разбирательство и суд.
Наташа плыла на  пароходе от королевского дворца в Тиволи Грёна Люнд.  Сашенька бегал по палубе с девочкой одногодкой.. Мать девочки – тоже  русская резведёнка беседовала с Наташей об эмигрантской доле и горькой участи одинокой женщины
- Ты как в этом плане? – спросила Наташа
- Никак. Здесь всё конкретно, а поэтому – глухо. Я даже не пытаюсь, чтобы не травмировать ни себя, ни ребёнка. Кто мы в их глазах? Как то собрались знакомые русские бабы компанией. И гордые «пристроенные» заявились, со шведскими, настоящими, постоянными мужьями – у одной в памперсе (у него недержание), у другой на костылях, а у третьей полусумасшедший.
Наташе вспомнилась нашумевшая история
- Я её знала – сказала собеседница – я парикмахерша. Она ко мне стричься ходила. У неё было, что то такое в глазах если приглядеться., особенно жёсткое выражение. А  на первый взгляд – обыкновенная, нормальная  шведка нашего возраста.
Мать – убийца жила на социале в гетто для социальщиков, в одной из серых многоэтажек. Она вела себя совершенно нейтрально. Соседи ничего особенного за ней не замечали.. Одевалась женщина в просторные одежды и  умело скрывала свои беременности.. Её социальный ассистент только разводил руками., К нему женщина ежемесячно приходила на рутинный опрос. Такие опросы занимают не меньше часа.
О личной жизни матери – убийцы тоже никто ничего не знал. В процессе разбирательства ей пришлось рассказать о себе: из малообеспеченной семьи, никаких постоянных отношений, своим первым четырём детям она сохранила жизнь. Двух старших забрал социал, двое жили с ней. Она хотела одного – создать семью, с каким ни будь нормальным более- менее работягой своих лет. Престиж и градация в устоявшейся социальной системе – жестокая вещь. Для матери- одиночки на социале  проблема была неразрешимой. Даже такие экстремальные методы, как подставы на беременность – не имели никакого действия. Ни в ком из кандидатов не заговорил голос крови, хотя она бегала с животом за каждым из них до последних сроков.
Она убивала своих детей из чувства глубокого стыда- так она объяснила свои действия. Шведы её поняли и дали небольшой срок. 
Загородила бы младенцев в морозильнике пакетами сосисок – ни кто бы ничего не узнал.
Наташе по этому поводу вспомнилась одна  пьяная исповедь в баре. Старый ловелас рассказывал, проливая при этом крокодиловые слёзы, что однажды  ему позвонила мимолётная любовница и сказала , что родила от него ребёнка. Бедняга вздрогнул от новости, но дама заверила, что алиментов требовать не будет. Тогда ловелас облегчённо вздохнул, миролюбиво сказал:- «Буду знать» и повесил трубку. Потом в течении долгих лет дама периодически звонила и докладывала: - «Твой сын пошёл в школу», « Твой сын закончил гимназию.», «Твой сын женился» и так далее. Ловелас всегда отвечал миролюбиво и коротко:- «Буду знать» и вешал трубку.
Летние поездки на пароходе в Тиволи Грёна Люнд прекрасны. С залива открывается вид на старый город. Веет свежий морской ветерок. Слышатся восхищённые возгласы туристов.
Зимой Тиволи Грёна Люнд закрыт. Только на Рождество открывается шикарный ресторан «Тироль» предлагая гостям шведский стол с ассортиментом  дичи.
И снова ехала Наташа на пароходе знакомым маршрутом по приглашению престарелого кавалера альтруиста.  Банковский юрист годился Наташе в папы. Банкет устраивал и оплачивал банк. Кавалер  не смел предложить Наташе стать его любовницей, зная, что получит отказ. Но изобразить любовницу на публике – это Наташа могла.
« Ты уж выступи так, что бы они все засохли» - попросил кавалер.
Готический город, подсвеченный рождественскими огнями, отражался в чёрной воде. Луна-парк спал. У входа в ресторан пылали факелы , пол был устелен еловыми ветками. За шведским столом озверевшие люди пожирали дичь. Украшавшие стены головы медведей, оленей и диких кабанов грустно смотрели на своё исчезающее мясо.
Уже изрядно подвыпившие банковские работники радушно встречали «игрушку» коллеги. Над столами, заставленными деликатесами, парил демон обжорства, с которым Наташа  собиралась вести неравный бой. 
Вскоре, обессилев от схватки, Наташа села за стол с тарелкой медвежьего мяса под соусом из лисичек. К ней тут же прицокал шеф кавалера , похожий на холёного кабанчика :- «Обожаю тяжёлую русскую классику! Поедемте все в Россию! Знаете какой у меня был лучший в жизни съём в круизе. У меня каюта – апартаменты. Снял русскую примадонну. Никакого секса. Она всю ночь пела для меня. А я пил шампанское и плакал»
Зима прошла. Настало лето. И снова в районный центр приехал цирк «Виктория». Наташа тут же отправилась туда в надежде встретить своего эльфа- акробата. Но состав труппы изменился. Там она познакомилась с целой семьёй цирковых артистов: муж, жена, сын подросток, крошка дочь. Они пригласили Наташу с Сашенькой в свой вагончик, рассказали о своей цирковой жизни, переходящей из поколения в поколение.  Карьера акробата это звёздный час в жизни циркового артиста. Упоение славой ценой тренировок по десять – двенадцать часов - так до падения. А после – дрессировщик или клоун. Оба – муж и жена после падения. Он выступал с дрессированными догами, она с гусями, сама стройная, как лебедь. Сын – жонглёр, дочь ассистент.
Напоследок директор цирка решил тряхнуть стариной – оделся ковбоем, привязал свою беременную на последнем месяце жену к вертящемуся колесу и метал вокруг неё ножи. Жена улыбалась публике устало и снисходительно.
http://www.proza.ru/2011/12/23/1260
****

Храм любви. Полная версия

http://www.youtube.com/watch?v=ff0oWESdmH0&feature=fvst

Москва. Конец семидесятых.
На шестнадцатом году Митя так неожиданно вытянулся, что весь мир уменьшился, поэтому Митя  немного сутулился. Его тело вдруг стало взрослым. Митю  удивляло и немного пугало это несоответствие. Он ещё не чувствовал себя взрослым. Солдатский ёжик Митиных волос был таким мягким, что всем так и хотелось его погладить. Круглые очки совсем не портили его крупные, чётко очерченные черты лица, а скорее подчёркивали какой он красивый и умный, правда, немного сумасшедший.  Митя был эрудитом. Он любил математику и шахматы.
 У Мити был собственный храм любви. Это был огороженный высоким забором пустырь -  замороженный строительный объект. Высотных домов поблизости не было, поэтому пустырь не просматривался.
Убедившись, что поблизости никого нет, Митя входил в свой храм, сдвинув вбок висящую на одном гвозде доску. 
Он становился на середине пустыря, как артист на арене цирка, расправлял плечи,  вдыхал полной грудью и, запрокинув голову, выдыхал разноцветные, полупрозрачное,  огненные кометы величиной с теннисный мяч.  Кометы то летали над пустырём хороводом, то чертили самостоятельные траектории полёта. Иногда Митя дирижировал ими или гонял их как голубей.
Он приводил на пустырь женщин и занимался там с ними любовью.
Каждую женщину,  входящую в Митин храм любви окружал рой разноцветных комет,  женщина загоралась страстью и кидалась в объятья Мити. Каждая комета имела свой оттенок страсти, поэтому любовные игры на пустыре были полны разнообразия.  За короткое время единовременных  свиданий женщины получали от Мити больше любви, чем им потом им удавалось собрать за всю оставшуюся жизнь.
Митя давно догадывался, что существует в симбиозе с какой - то инородной силой.
Митю часто мучила жажда любви и тепла, ему мало кто нравился,  он тяготился любой формой отношений, и больше одного раза ни с кем не встречался.
У  Мити была лёгкая форма аутизма «Conduct Order». 
Митя, как большинство людей, с этой формой аутизма был яркой индивидуальностью,  не подчинялся общепринятым правилам, но педантично следовал собственным правилам. У него была абсолютная память, он впитывал информацию как губка. Его переполняла кипучая энергия, которой он щедро наделял тех, кто принимал его правила игры. При первом знакомстве он казался открытым и отзывчивым. Он воспринимал каждое слово, каждое движение своего нового друга и, казалась, готов был исполнить любое желание. 
Импульсы не давали ему покоя. На гребне усталости у него часто открывалось второе дыхание, которое было огненным дыханием  дракона. Митя становился нетерпимым и впадал в ярость по малейшему поводу. В этом состоянии он не знал жалости и если не получал отпора, то в упоении жестокостью мог зайти далеко. Раскаяние приходило, но слишком поздно и  забивалось бравадой  самообмана.
Митя потерял невинность в пятнадцать. 
Будучи более развитым,чем большинство сверстников он тянулся к взрослым. 
Однажды он прибился к компании кутящих геологов и на незнакомой квартире принял участие в пьяном групповой сексе. Отвращение прожгло его как током.  Ему предстояло, потом всю жизнь отмываться от гадостного чувства оставшегося после первого опыта близости с женщиной. Мите то и дело вспоминался её вульгарный, циничный смех и пустой усталый взгляд.
Пятнадцатилетней Любке Луговой повезло с мамкой. Мамка у Любки была авантюрная красавица, которая зацепила знатный улов – выскочила замуж из мухосранска в Москву за крутого профессора.
Любке, переведённой из хрущёбной мухосранской школы строгого режима в элитную московскую школу, казалось, что она попала на другую планету.
Ирина Петровна, классная руководительница класса «Б», объявила, что сейчас приведёт в класс новенькую. Класс замер в ожидании. У двери послышалась какая- то возня. Это Ирина Петровна пыталась втолкнуть Любку в класс, а та упиралась, как Ивашка, которого Баба Яга запихивала в печку.
Наконец  дверь распахнулась, и Любка влетела, зажмурившись от ужаса, готовая принять девятый вал бобровой агрессии. Но, как ни странно, никто не расхохотался, никто не обозвал обидным словом, никто не стал плевать в неё из трубки или стрелять из рогатки. Странные дети смотрели на неё спокойно и доброжелательно. Они были похожи на детей, а не на потенциальных особо опасных преступников  из старой школы в Мухосранске.
Любка быстро поняла, что у неё есть то чего не было ни у одной девочки из нового класса – бюст второго размера. Мальчишки как загипнотизированные смотрели, как подрагивали эти упругие мячики под Любкиной майкой на уроках физкультуры. 
В старом классе Любка была как оленёнок Бемби среди тёлок и кобыл. Одноклассники  приносили ей соболезнования и называли глистом во фраке.
В новом классе Любка стала самой популярной девочкой благодаря своему бюсту.
Её смешило это неожиданно пришедшее сознание, что у неё взрослая грудь. Во всём остальном она была как все – тоненькая с детской мордашкой. 
Именно этим она привлекала и взрослых мужчин, что тоже немало её забавляло. То и дело появлялись на горизонте алые паруса небритых щёк со всевозможными предложениями. А заведующий близлежащего продуктового магазина так влюбился, что на полном серьёзе предлагал её бросить школу и начать работать у него в колбасном отделе.
Люба не помнила папу. Он безвозвратно ушёл из семьи, когда Любе не было и года. На танцплощадках в домах отдыха он галантно представлялся дамам инженером  одиночкой, живущим в однокомнатной квартире и ищущим спутницу жизни, а потом, если что, пожимал плечами и базарно – малороссийским голосом говорил: -«Какие ко мне претензии?! 
Я конкретно ничего не обещал!»
«Какой у меня был класс!» - голосила в учительской Ирина Петровна через пару месяцев после появления новенькой – «Эта Люба Луговая совратила мне весь класс!» 
Люба носила на груди значок с буквой «Б» - «Я учусь в классе «Б»!
Какие ко мне претензии?!» - говорила Люба совершенно папиным тоном.
Школьную форму она больше не носила. Люба приходила в школу в коротенькой мини-юбке и облегающей трикотажной кофточке с глубоким вырезом. Мама уходила на работу раньше. Пользуясь этим, Любка одевала мамины туфли на высоком каблуке. 
До приезда в Москву Любка заплетала свои длинные волосы в косу , которую закручивала на затылке, как старушка. Освоившись в столице, Любка обрезала надоевшую косу скромницы и воспряли духом её кудряшки. Они торчали в резные стороны, как рожки чертёнка.
Безопасность и успех пьянили. В майские тёплые дни Любка стала приходить в школу в полупрозрачной майке на голое тело. Она флиртовала со всеми популярными мальчиками в классе.  Достав список телефонов, она звонила и объяснялась в любви анонимно всем подряд, но её выдавал провинциальный акцент, тогда она стала писать анонимные письма в стихах, прилагая к ним наброски с себя обнажённой, которые она делала, глядя в зеркале.
В конце концов, незлобные одноклассницы озверели – они подловили Любку в туалете, потребовали, что бы она надела заранее купленный вскладчину лифчик, и  поставили ультиматум - она должна выбрать одного мальчишку и перестать дурить голову остальным – иначе бойкот.
Мите нравился бойкий взгляд Любки, её сексуальность, понарошку.  Её непуганая бравада.
Он пригласил её в кино, а там будет видно.

В своём первом лифчике Любка чувствовала себя, как норовистая лошадка в  упряжи. 
Ряд мелких инцидентов заставили Любку сбавить темп процесса  раскрепощения.
Одним из этих инцидентов был визит  малознакомого мальчишки, когда Любка была дома одна.
Мальчишка был на год старше Любки. Он был отчаянным шпанёнком, вульгарно смазливым Дон Жуаном и клоуном. Мальчишка давно приметил Любку, строил ей глазки, вёл сальные разговоры с целью напроситься в гости и добился своего. Мальчишка жил в соседнем, не настолько престижном районе и ходил в непрестижную школу, где дети были совсем не ангелами. Любка прогуляла школу, что бы пообщаться с гостем.  И вот он явился. Любка накрыла стол к чаю на кухне, но гость не поддался на манёвр. Он был хитрым маленьким жлобом. Увлекая за собой Любку, он плюхнулся на диван.  Любка сжалась в комок. Развязность гостя ей совсем не нравилась. Мальчишка стал её деловито лапать .
Дурёхам, которых ему удавалась уломать, выделялась пять минут на впрыскиванье, а потом он долго смеялся над ними и бахвалился перед  товарищами. Любка поймала шарившее по ней руки гостя:- «Перестань!»
- Ну что бы боишься?
- Я не боюсь. Я такая – холодная. Можешь проверить.
Гость понял, что ситуация пребудет особой отдачи. Он влепил Любке горячий и нежный поцелуй. Любка поняла, что ситуация требует особой собранности, поджала губы и смотрела на гостя, моргая как кукла.
- Действительно холодная.
Мальчишка понял, что соблазнить Любку не удаться и ушёл. 
На следующий день одноклассники встретили её , как рой потревоженных пчёл. Мальчишка, побывавший в гостях, распустил слух, что она поддалась на уговоры.
Лидер класса Женька – самый обаятельный и зрелый мальчишка предложил объявить бойкот аморальной личности. Услышав об этом, Любка беззаботно расхохоталась, а потом с авторитетным видом заявила: - « У затраханных девчонок грудь обвисшая, а у меня стоит» Она схватила Женьку за грудки и ткнула носом в глубокий вырез кофточки.  От признания в невинности  у Женьки закружилась голова. Он покраснел и сел на парту. В этом ракурсе он показался Любке очень интересным. «Я выбрала!» - сказала она. Одноклассницы  сначала зашушукались, потом загалдели, потом поволокли Любку в пустой класс, что бы разъяснить ситуацию. Девчонки со страшными глазами поведали Любке о трёх пикантных обстоятельствах : - «Женька незаконнорождённый, и ещё - у него есть девушка, которая не девочка, и поэтому он сам тоже не мальчик»
«Ах вот оно как! Моралист живет с девчонкой как муж с женой!  Мальчишкам можно, а нам нельзя?!» - подумала Любка.
Женька объяснял свою связь желанием наставить падшую девушку на путь истинный – «Сделать из неё человека». Только девушка была волком, которого как не корми, а он всё в лес смотрит. Прачка всё время ругалась. Женьке эти дрязги надоели. Любку ему тоже упускать не хотелось, через доверенных лиц он попросил у неё на размышление два месяца.
«А что я буду делать эти две месяца?!» - Любка нашла себе временный заменитель. Им стал лучший друг Женьки – Андрюха Лёлик.  
Лёлик  - был таким надёжным, что с ним любой девушке грозило остаться девственницей до конца дней своих, даже Любке.  Она таскала несчастного по подъездам, зажимала по тёмным углам, целовала и обнимала. Лёлик таял он наслаждения, но не смел предпринимать ответных действий.  Он стал полигоном для ведения любовных манёвров. Так прошло два месяца. 
Женька позвонил после занятий: - «Что делаешь? Не хочешь встретиться?»
- Где ты? У школы? Стой на месте ! Никуда не уходи!
Любка примчалась рысью. Женька стоял в компании друзей. Раскрасневшаяся от бега, с горящими глазами она была особенно хороша. Она деловито взяла Женьку под руку и сказала :- «Пойдём». Они удалились, а вслед им раздался горький смех Андрюхи Лёлика.
Роман продлился три дня. Долгожданные поцелуи оказались пресными. В следствии романа потерял невинность только  Лёлик – морально. 

-Не страдай Люба. Тебе нужен опытный парень. Это я тебе устрою.  – Сказала Галя.
Галя сидела с Любой за одной партой.
В своих мировоззрениях Галя была в своём роде исключением в классе. Её немного сторонились, несмотря на то, что она скрывала свою истинную сущность. С появлением Любки Галя больше не чувствовала себя такой одинокой.
Они родились в один день.  У них был общий интерес – мужчины, поэтому они сразу нашли друг друга.
Галя была поздним ребёнком. Она была рослой девочкой с красивым лицом. Фигурой она была почти Венера Милоссакая, только с неразвитой грудью.  
Галя была воровкой и по семейной традиции готовилась стать проституткой.
Её мать в сочетании с самой древней профессией сделала себе военную карьеру, а старшая сестра карьеру оперной певицы. Генетическая память не давала этим женщинам  покоя и гневно вздымала гордыню. Что- то важное было отнято у них. Причина потери выпала из памяти, но осталось острое чувство, которое они пытались компенсировать проституцией,  воровством и всевозможными прочими способами.
Несмотря на материальную обеспеченность, мать семейства вставала в четыре утра, что бы собирать пустые бутылки.
Галину девственность  семейным советом решено было продать в сочетании с фиктивным браком богатому клиенту из Грузии.  Галя гордилась предстоящей ролью.
У неё был кавалер по прозвищу Харлам, который уже закончил школу, и собирался в армию. Он тратил на Галю все свои карманные деньги. Она снисходительно принимала подарки.  Потом он ей вдруг надоел. Бедняга не мог себе признаться, что остался в дураках, и навязчиво напоминал о себе.  Галя предложила компенсировать себя Любой. Галя представила Любу лучшей подругой, на которой Харлам решил отыграться за обман.
Харлам и Люба стали встречаться.
Любу заводила ревность. Харлам был озлоблен. Единственной темой для разговоров была Галя. Люба спекулировала информацией. Харлам разговаривал с ней как с маленькой девочкой не способной на серьёзный шаг. Провокация удалась – Люба назначила ему свидание у себя дома. Она серьёзно решила отдаться. Для этого она опять решила прогулять школу.
Как только мать с отчимом ушли на работу, Любка принялась драить квартиру.  К своей дефлорации она относилась как к операции, которая должна пройти в идеальной чистоте. И вот звонок в дверь. Взволнованная Любка впустила Харлама в сияющий сексодром.  Тот скептически улыбнулся. Любка решительно сняла кофточку и предстала перед ним полуобнажённая. Харлам с  довольным видом оглядел её хозяйство.  Вдруг Любка бросила взгляд в зеркало. Она любила вертеться голая перед зеркалом в Сандуновской бане, куда ходила за компанию с Галей, тщетно пытавшейся похудеть. Обычно гордая собой, стоя рядом с Харламом, Люба показалась себе жалкой в бессмысленном кураже. Было что - то суетливое во взгляде Харлама. Начинающий спекулянт просто обделывал мелкое дельце.
Но сойти с рельсов было не так то просто.
- Мне холодно – сказала Люба.
- Спокойно. Сейчас тебе  будет хорошо. 
Она закрыла глаза и покорно легла на диван, как заживо хоронимая в гроб. 
Она чувствовала, как горячие губы Харлама целуют её грудь.  Наслаждение легко коснулось её тела. Она дрожала от холода, страха и возбуждения. Харлам не чувствовал этой дрожи. Он попытался снять с неё юбку, но Люба придержала его руку.
- Лежишь, как кукла! Ты же решила!
-Я передумала.
Харлам ушёл, гневно хлопнув дверью.
В элитной художественной студии, куда Любу по знакомству устроил отчим, дети были ещё более странные, чем в школе.
Крутые дети были либо холёными и божественно красивыми (эти кроме себе подобных никого в упор не видели), либо совершенно неухоженными и высокомерно убежденными, что их красота в крутизне, какими бы чмошниками они не были – такие активно искали контакта с подтекстом: - ”Падай ниц! Тебя осчастливили вниманием!»
Митя выпадал из обеих категорий. 
До двенадцати лет его воспитывала бабушка. При ней он был ухоженным ребёнком. Когда она умерла, отвыкшие родители пустили развитие сына на самотёк по убывающей. Иногда Митина мама спохватывалась и начинала навёрстывать упущенное  взбалмошными методами, которые вызывали лишь отчуждение.
Митя часто прогуливал занятия.
Люба отходила в студию месяц, прежде чем встретила Митю
За ней к тому времени уже бегал хвост крутых чмошников.  Её угощали мороженым и конфетами по дороге из студии. Люба беспечно принимала знаки внимания.
Люба встретила вошедшего в класс Митю красноречивым, заинтересованным взглядом. 
- Тоже новичок?
- Не. Я здесь давно. Ректор не раз говорил: - «Наша студия - это место, куда родители сплавляют надоевших им детей»

«Мы её тут все перетрахали» - :сказал Мите вполголоса толстый прыщавый мальчишка, гадливо улыбаясь.
Митю не волновал моральный облик Любы. Перетрахалась она со всеми или была девственницей не имело для него значения. Митя не был ханжой.
  Любка купила по случаю  флакончик духов с названием *Табак*.
Флакончик был маленький с неяркой этикеткой – белый цветок на зеленоватом фоне.
Ей  понравилась этикетка. Флакончик стоил рубль.
Запах был пряным и чистым, от него у Любки появлялось чувство, что вот – вот случится что-то удивительное.
Она поставила флакончик на тумбочку у своей кровати. Засыпая под музыку Поля Мариа, она нежилась в иллюзии счастья, созданного сочетанием музыки и запаха.
Люба неожиданно проснулась очень рано, лениво посмотрела  часы: *Можно ещё поспать*
Она снова провалилась в сон. Это был самый странный сон в её жизни -  за какой -то час пронеслись события как минимум полугода.  Больше всего запомнилось, что в течении этого времени она гуляла в незнакомом парке ежедневно и в одно и тоже время встречала там чернокожую колдунью удивительной красоты. Колдунья приветствовала Любку, как старую знакомую, звала по имени и загадочно улыбалась. В этом парке, в этом мире, в этом  параллельном времени стояла ужасная жара, но там, где проходила  колдунья, лежал снег. Люба чувствовала приближающуюся прохладу издалека и наслаждалась ею.
От принятой в себя информации она проснулась ослабевшая, с головокружением и высокой температурой. Потом весь день ходила, как пьяная.
В майский день жара была июльская  - под тридцать. Но огромная ледяная лепёшка Дороховского водохранилища  промёрзла суровой зимой насквозь, и дышала стужей.  Ледяное пространство окружал нежно-зелёный нимб молодой листвы.
Митя и Люба  лежали на песчаном пляже и дрожали. Решили  подрожать ещё  полчаса, пока не приклеится первый загар. 
Загар не клеился. Они посинели и покрылись цыпками. 
На остановке автобуса  в Москву парочка снова попала в пекло.
Решили  пойти в кино.
В кинозале температура была оптимальной.
Болгарский чёрно белый детектив без дешёвых эффектов был умным до шестнадцати. 
Звуковой фон фильма был напичкан популярными хитами   из мира капитализма, которые перекрывал своей красотой  болгарский блюз,  сопровождаемый эротическим вокалом. Мелодия переплелась с чувствами, как руки парочки.  Митя и Люба стали неловко целоваться. 
В конце фильма витало соло саксофона - мелодия  усталой созерцательности, ритм - стук каблуков элегантной женщины, с потерянным видом спускающейся с лестницы дворца правосудия.  
Митя с Любой  вышли из кинозала в мягкие сумерки.
Вдоль покосившегося забора торчала застарелая щетина прошлогодней полыни.  Необитаемой остров в центре города – Митин пустырь . 
Он отодвинул доску, висевшую на одном гвозде, и вошёл в свой храм любви.
- Иди сюда 
Люба остановилась в нерешительности.  Она увидела странный искрящийся свет за спиной Мити.
-Зачем?
- Мы будем любить друг друга как муж и жена. – Митя протянул ей руку
«С какой стати! – зазвучал в ушах Любы с нарастающей громкостью  фальцет знакомого голоса незнакомого папы – ** дарить этому никчемному мальчишке свою девственность?! Да кто он такой? Что он может предложить?!** - Люба покачала головой и сделала шаг назад.
Митя отпустил доску, висевшую на одном гвозде, и дверь  храма любви перед Любой закрылась. Её окатила ледяная волна острого чувства потери. 
Но дурёха была везучей. Буквально через четверть века ей снова представился шанс войти в храм любви.
Новый храм любви находился в столице Швеции – Стокгольме. 
Гражданин Великобритании, этническими корнями ямайский негр Ричард Ватсон был настоящим лондонцем. За пару сотен лет обитания в мире белых, чёрный клан Ватсанов  заметно посветлел, европеизировался  и озлобился от постоянных помыканий.  Ричард был удивительно красивым. У него был искрящийся ненасытный взгляд, классически правильное  лицо, очень гармоничная, стройная, совершенно европейская фигура. Знатоки легко определяли его правильный лондонский диалект.
Ричард не даром был сыном колдуньи. Он  мог превратить в храм любви любой куст, любую кабинку общественного туалета.  Он ненавидел странности, ненавидел колдовство, но был его орудием. Он хотел быть самым обыкновенным человеком и старательно придерживался общепринятых норм. 
Жить по человечески Ричарду было не дано. Ему было дано нечто большее. Он не знал, что с этим делать.  У него так же как у Мити была лёгкая форма аутизма.
Ричард убежал из дому в пятнадцать лет, порвал все связи с семьёй, брался за любую работу, только бы не быть связанным с индустрией колдовства и секса. Он схватывал на лету, и поэтому знания давались ему легко, был здоровым и работящим, как вол. Ему было трудно сработаться  и ужиться из - за диагноза. Достаточно было одного взрыва психоза, и его приглашали покинуть учреждение.
Особой тяги к экзотике у  Любы не было , но предыдущий урок пошёл на пользу.
В тот вечер она  решилась  на отчаянный шаг социального самоубийства в глазах завсегдатаев любимого  бара,  и ответила взаимностью на африканскую страсть. Люба влетела в бар, как голодная тигрица. 
-Здравствуй Ричард! Дай мне руку.
Тот протянул руку для приветствия. Любка быстро сунула его руку себе под юбку со словами: - *Я сегодня в чулках*, а потом как ни в чём не бывало, повернулась к нему спиной и подошла к стойке. 
*Это что – приветствие по русски?* - раздался вскоре его задумчивый голос у неё за плечом.
Люба была не единственной социальной самоубийцей -  много народа полегло в  гробы солярии под  палящие лучи чёрного солнца Ричардовской  любви. Женщины рвали друг другу за него патлы и отдавали ему сбережения всей жизни. Ричард  смирился с ролью. Он исподволь любил старых и малых. Даже от мимолётного взаимодействия с Ричардом женщины осенялись небесной красотой , страдающие болезням, вдруг выздоравливали, потерявшие надежду, снова обретали её.
Стоило Ричарду отвернуться, отойти за выпивкой или покурить, как к его дамам тут же начинали клеиться другие мужчины. Вернувшись, он оттирал кавалеров могучим плечом со словами: -* Что пристал к моей жене!?..... Да, законная жена…… у нас двое детей!....*
И женщинам тут же живо представлялась эта идиллия.
Ричард был не молод, поэтому без особых тактических приёмов обходиться не мог. А тактический приём у него был один – влить в жертву максимальное количество алкоголя, самому нажраться Виагры , нанюхаться кокаина  и уж тогда преступать к действиям. Эффект, как правило, был чуть смазанным, но незабываемо  ярким.
Взбодрившись на допингах, Ричард с доведённой до кондиции Любой покинули заведение и стали ловить такси. Но с неграми не сажали и пьяных не сажали. Наконец им повезло, правда, не на долго . Таксист – правоверный мусульманин Махмуд Эриксон не выдержал зрелища аморальной прелюдии к настоящему сексу . Парочку выкинули у одной из центральных аллей города. Ричарду, показалось, что он в лесу полному диких зверей, хотя единственным зверем в округе был он сам. Страх обострил желание. И он набросился на Любу.  Та стала страстно отбиваться, пока они не слились в экстазе. Но в самый пиковый момент Ричард неожиданно остановился.
- В чём дело? - спросила Люба.
- У меня за спиной люди стоят – ответил Ричард. 
Аллея, имевшая удобные скамейки была  спальней для бездомных, которых разбудили вопли любовной схватки. 
Этот незначительный и скомканный эпизод стал для Любки лучшим сексуальным экспромтом.
Потом  Ричард часто искал встречи с Любой, хотя встречи эти были чисто платоническими – не поддающаяся гипнозу Люба отказалась отдать ему свои сбережения, поэтому Ричард не тратился на кокаин и Виагру, а без допингов он был лишь приятным собеседником. 
Иногда Люба приводила Ричарда к себе спать. Совершенно вымотанный психозами , он не мог спать, и только под  приказом в жесткой форме падал как убитый. Спящий, он украшая собой комнату как живая скульптура.
Не попав на ночёвку к Любе, он начинал непрерывно звонить с момента закрытия бара, и ей приходилось отключать телефон. Он оставлял ей длинные сообщения, такие же бессодержательные, как звуковой фон рекламы телевизора, перед которым он валялся на диване без сил.
Всякий раз перед этими встречами ей снился Митя.
Но всё это лишь послесловие предисловия. 
Пока что весь сексуальный опыт был ещё впереди.
Девочка Люба стояла перед закрытой дверью храма любви, а Митя бродил по пустырю  в хороводе воспоминаний о случайных любовницах, с которыми он мысленно всегда был на связи. Он выдыхал цветные кометы. В ушах  звучал блюз из фильма детектива. Его  рубашка пахла Любкиными духами *Табак*. Ему очень нравился этот запах.
****

Мёртвая

Анжелка была девкой немного инертной, но беспроблемной. Родители с ней горя не знали – тихая, послушная. В школе Анжелка всегда сидела на первой парте, училась средненько, но приемлемо. В  её присутствии о ней часто забывали. Она от этого совсем не страдала. Она словно ходила в непроницаемом костюме невидимки, избегая несчастья и счастья, и  толком ничего не замечая.  Родители её были начальники средней руки, и какая – никакая пристроенность  в жизни Анжелке была гарантирована.  Сама она особым честолюбием не страдала, просто делала, что положено. Выросла она девкой видной, но не гордой,  жила себе тихо, не отступая от норм, топала по проторенной дорожке. И как же все удивились, когда она с этой проторенной дорожки сделала шаг в сторону – связалась со студентом из Африки.  Студент этот был сыном какого- то вождя. Анжелка лучше бы молчала, а то ходила, хвасталась, что он, дескать, принц. Вот и родила ему принцессу. А  студент отучился  да уехал себе в Африку. В России Анжелка была для него актуальна, а в Африке она была не актуальна, словно и не была она в его жизни вообще. И тогда впервые  Анжелка усомнилась в своём присутствии в этой жизни. Но мир не рухнул. Родители пристроили на службу, жизнь пошла своим чередом, пока однажды Анжелину  дочь не сбила машина. Маленькой принцессе было от роду шесть лет. Смерть наступила мгновенно. Всё это случилось у Анжелы на глазах. Она не закричала, не бросилась к дочери. Она оцепенела. Кто- то вызвал милицию и скорую. Какие то люди обращались к ней с вопросами. Она не отвечала. Просто стояла на месте и смотрела туда, где произошло несчастье. Ей казалось, что это какое то наваждение, которое вот- вот пройдёт.
Состоялись похороны. Дедушка с бабушкой горевали по внучке, только мать девочки была безучастна. Анжела смотрела вокруг невидящим взглядом и не верила в происходящее в силу своей инертности.
Оставшись одна, она создала иллюзию присутствия дочери: накрывала ей на стол, включала её любимую музыку, бросала дежурные реплики, стелила ей постель, уложив туда любимую куклу, вешала на стул возле кровати одежду дочери , а потом стирала её.
У Анжелы отпали все желания и потребности, но она продолжала существоть по привычке.
Она очень подурнела и ослабела. Она постоянно мёрзла  и стала дурно пахнуть. Она подолгу лежала в горячей ванной, ложась в постель, обкладывала себя грелками. Она часто мылась, жевала мятную жвачку, пользовалась остро пахнущим дезодорантом. Холод и зловоние не проходили, а наоборот – усиливались. Анжела стала подозревать, что она мёртвая. 
Она немного испугалась. 
Разодевшись и жирно накрасившись, она вошла в ночную жизнь города. Она бродила по улицам, заходила в бары и рестораны. Её сторонились. Наконец, под утро ей удалось подцепить какого-  то совершенно пьяного, озабоченного мужчину, который тоже тщетно кого то искал. Она привела его домой. Мужчина требовал секса, хотя сам его дать не мог. Анжела старательно делала всё, что он просил, но ни что ему не помогало. Тогда он заявил, что возбудился бы по настоящему,   если бы Анжела кончила. Тут Анжела мрачно расхохоталась. Мужчина кончил от страха, схватился, свои вещи в охапку и бросился вон.
Он был довольно шкодным типом, хоть и был слабым любовником, но сильным оплодотворителем, к тому же имел  целый букет венерических заболеваний. Но  Анжела не забеременела и зараза в ней тут же увяла.
Анжела  слабела с каждым днём и в один прекрасный день решила не идти на работу.
Она  пришла к врачу.
- Температура есть?
Анжела покачала головой.
- Бюллетень не дам.
Врач, на всякий случай, послушал пульс – его не было. Врач послушал сердце – оно не стучало.
Тогда врач, недолго думая, выдал Анжеле бессрочный бюллетень по причине болезни под названием смерть.
*****

На дрейфующих льдах. 

Вечерние занятия в университете заканчивались в девять. Электричка замедляла ход, подъезжая к станции. Максим вскинул рюкзак на плечо и двинулся к выходу.  Серенькая женщина средних лет вышла вместе с ним из вагона в ночную мглу тихой станции. Она опасливо пропустила Максима вперёд. Он почувствовал её напряжение и лишь усмехнулся. В конце платформы их пути разошлись. Она засеменила через поле к жилому району, а он, отвязав спрятанный в кустах велосипед, покатил по лесной дороге в Конферанс отель, где он работал вахмистром. Бояться шведы иностранцев. Максим светловолосый, европейского вида, а все равно шарахаются. Он привык и относился к этому спокойно. Женщина  оглянулась вслед удаляющемуся велосипедисту, мерцающему во тьме фосфоресцирующими  наклейками на спортивном костюме : - *Славный парнишка. Видела его не раз. И зачем всполошилась? *
Въезжая во мрак леса Максим чувствовал тепло. Это иное измерение. Здесь он был у себя дома. Ночной лес обнимал его, как огромный дружелюбный медведь.
Необитаемый Конферанс отель стоял серой глыбой бетона на вершине холма. Его крыша торчала вверх как плита открытой могилы великана. Стиль – минимализм семидесятых. Отель был уютным: - пятьдесят комнат вокруг бассейна на внутреннем дворике. Помещение обогревалось и проветривалось, что  стоило налогоплательщикам миллионы. Коммунальным политикам было наплевать. Как то поступило предложение отдать отель под студенческое общежитие. Услышав об этом, Максим обрадовался. Было много разговоров, но проект отклонили. Потом хотели отдать под приемный пункт для беженцев из горячих точек мира. Об этом узнали граждане коммуны. Был митинг протеста в районном центре. Проект отклонили.
Подходя к двери Максим услышал гул пылесоса. Стоило ему повернуть ключ в замке, гул стих. Альказим пытался отблагодарить за гостеприимство. 
Несколько лет назад Максим нашёл Альказима в ночном магазине. Тощий, небольшого роста, лет тридцати, он сидел на полу и плакал. Здоровый, белобрысый продавец пытался вырвать у него из рук полу раздавленный пакетик клубничного  йогурта. *Я не крал!* - в лице  Альказима было отчаяние потерянного ребёнка. Пакетик просто выпал из чьей - то упаковки и вытек наполовину. Его всё равно бы выкинули. На улице был лютый мороз. Альказим  был одет в обноски, которые не согрели бы и в сентябрьскую ночь. Максим привёл его с собой в отель, накормил, дал отоспаться в тепле. На следующий день Альказим исчез. Он растворился в отеле, о чем Максим совсем не беспокоился. Ежедневно во всём здании вытиралась пыль, а в холодильнике исчезали два пакетика клубничного йогурта.  Однажды Максим встретил Альказима в лесу. Тот ел берёзовые почки.
«Я ещё сосновые почки ем. А в основном я питаюсь воздухом и светом».
Летом Альказим переселялся в покинутый дом, что стоял у дороги. Дом был красивым, двухэтажным. При доме был сад с огородом. Холодильник отеля наполнялся овощами и фруктами, а так же дарами леса.
За все эти годы Максим видел Альказима мельком пару раз. 
Альказим не прятался, он уходил в пустое пространство. Ему было тяжело в городе. Из коротких разговоров Максим знал, что Альказим приехал в Швецию подростком. Он не мог забыть переполненный,  наглухо закрытый грузовик, оставленный водителем посреди улицы, потому что пассажиры умерли от недостатка воздуха.  Альказим единственный, кто чудом выжил. Полицейские нашедшие его в грузовике, отправили парня на конвейер социального обезличивания, от чего конвейер пару раз заедало. В конце концом Алькасим спрыгнул с потока. Он не выносил столпотворений, поэтому путь в государственные учреждения ему был заказан. Максим знал, что если понадобиться почистить бассейн или привести в порядок газон, достаточно оставить записку на упаковке клубничного йогурта и Алькасим появится.
 Иногда Алькасим бродил по районному центру в будни, в середине дня или поздним вечером. Он ни с кем не разговаривал и не на кого не смотрел. Ему нравился маленький табачный магазинчик, с коллекцией трубок на витрине. Однажды владелец магазина, старый турок, пригласил его зайти и предложил чашку кофе. С тех пор это стало ритуалом. Поздним вечером Алькасим молча сидел за столиком в табачном магазине за чашкой кофе.  
Метельным зимним вечером в магазин ворвались подростки.  Угрожая ножами, они потребовали у хозяина выручку.  Тихо сидящий в углу, Алькасим вскочил,  бросился на грабителей,   те струсили, получив  неожиданный отпор, и  убежали. Старый турок был так напуган, что не смог больше вести торговлю.
К огорчению Алькасима магазин закрылся.
Иногда Максим сходил с ума от этой тишины. Ему хотелось бросить всё к чёрту и переселиться в университетское общежитие. Но что станет с Алькасимом?
 
Двенадцать лет назад Максиму с Маней  несказанно повезло - взяли из детдома в семью, в заграницу, но они в свои восемь лет уже разучились верить в чудеса.
Кабан был ушлым делягой, за что и получил нож в толстое пузо. Оклемавшись, решил с Кабанихой в Швецию податься. Прослышал, что с детьми больше шансов, что оставят, да ещё  пособие дадут. В детдоме выбирал детей,  как товар - чтобы и детский вид имели, и работать могли. Выбрал славных, светленьких.  Стали Максим с Маней братом и сестрой по документам. У Мани под глазом родинка в виде чёрной слезы.
Немало чёрных слёз предстояло им пролить.
Сладкая жизнь в Швеции была для Максима с Маней парой карамелек в день за хорошую работу у супермаркета с открытия до закрытия ежедневно. Они собирали пивные банки и оставленные тележки. Кабан поставил норму – двести крон в день как минимум. За похую работу Кабан хорошо бил по уху. Кормили детей пресной кашей, попрекая и понукая. Кабан были жадным и прожорливым. Себе с Кабанихой в еде не отказывал. 
Всё связи искал, но по счастью не нашёл. Через год решил назад податься.
Кабаны вдруг подобрели, ребят приодели, дали отдохнуть, кормить лучше стали.  Решили поехать через Польшу и там ребят в притон продать.
Маленькие солдаты большой войны под названием жизнь догадались, что дело не ладно. Наставили себе синяков и сказали Кабану, что в полицию пожалуются, что он их бьёт, если от родительских прав не откажется и не сдаст их в Социал. Кабан испугался. За это посадить могли или оштрафовать, чего Кабан боялся ещё больше. Жалко было упускать из рук хороший куш, и как не бесился Кабан, а пришлось ему от ребят отказаться. Объяснил в Социале, что не справляется с трудными детьми.
То, что прочие дети называли адом, стало раем для Максима и Мани. Семейный дом – интернат принадлежал хмурой, неопрятного вида тётке. У неё была страсть, поглощавшая всё время и деньги – лошади. Новоприбывших запирали на сутки в комнатах без телевизоров, чтобы обломать. У детей отнимали мобильники и прочие игральники. Дети бились в двери и окна, писали на стенах ругательства и проклятья. Максим и Маня, получив, наконец, по отдельной комнате, легли спать и проспали эти сутки сладким сном победителей.
Они привыкли тесниться  в задавленных бетоном клетушках. Оказавшись в добротном деревянном доме с пышным садом, выйдя в бескрайний простор полей с перелесками, гладя шелковистые холки серых в яблоках коней, Максиму с Маней казалось, что они попали в сказку. Единственно, что они для себя попросили  –  чтобы кашей не кормили.
 
Бригитта была любима, счастлива и обеспеченна.  Дом,  муж, и работа были ей под стать. Дом  - сказку они с мужем построили сами, душу в него вложили, и был он  индивидуален и красив, как его хозяева. Из окна дома открывался вид на реку и яблоневые сады. Дом стоял на холме, непохожий на типовые коробки соседних вилл. Бригитта любила приглашать гостей. Те только поражались и завидовали. Какой порядок и уют! Какая хозяйка! Как вкусно готовит! 
Они с мужем плавали на своей яхте в дальние экзотические страны,  через зимнее хмурое море, через непредсказуемые океаны. Они оба были крепкими, организованными, не боялись бурь и прочих сюрпризов природы.
У Бригитты не было врагов. 
Последние двадцать лет своей жизни работала она заведующей детского сада в частном секторе. Детский сад располагался в красивой вилле окружённой яблонями, дававшими сладкие, ароматные плоды.  Рядом  опушка леса, в сезон усыпанная земляникой. Каждый день ходили на прогулки в лес. Дружный коллектив. Послушные, развитые, ухоженные дети.
Так жила Бригитта и большего счастья себе не желала.
Но пришло время, и старая начальница ушла на пенсию. Новое начальство  объединило два детских сада в одно учреждение. Бригитту сократили.
Она была потрясена. Обычно  она  умело поддерживала иллюзию разговора, умеренно болтая ни о чём, но вот у неё появилась тема для разговора. Она потеряла умеренность – важное качество  в шведской социальной жизни. Бригитта стала невыносима. Муж от этого быстро устал.  Вскоре он встретил другую женщину - преуспевающего психолога и потребовал развода. 
Сначала он просто ушёл. Через пару месяцев явился с бумагой на раздел имущества. 
Дом был продан, имущество поделено. Бригитта оказалась в безликой блочной квартире, забитой вещами, которые когда то расставленные в доме создавали уют, теперь хаотично сваленные,  создавали бесприютность. В почтовый ящик к ней летел поток казённых бумаг.  Бумаги требовали уплаты, регистрации, грозили штрафами.  Их скопище превращалось в бумажного дракона, который кружил по комнате, шелестя крыльями, и сводил с ума.
Бригитте нужно было поскорее найти себе работу и мужа похуже. Но она не искала. Она сидела и апатично смотрела на пляску бумажного дракона, пока не пришел конверт с пометкой «Срочно», который ей особенно не хотелось открывать.
Потом пришли люди, вынесли из квартиры её вещи и внесли свои. Бригитта ушла, оставив осколки уюта на краю дороги. 
У Максима было две работы: сторож в Конферанс отеле, и уборщик в кемпинге, состоявшем  из трёх бараков, в каждом по двадцать комнат, общей душевой и туалета. Максим убирался там раз в день.
Как туристический комплекс проект не состоялся. Туда коммунальными властями заселялись некогда весьма обеспеченные и стабильные люди, по определённому социальному отсеву потерявшие свои позиции. Прожившие большую часть жизни в слепом благополучии, они не ориентировались в мире нищеты, не умели просить и унижаться, поэтому не получали от государства ни жилья, ни пособия. В новом социальном положении они так резко менялись, что близкие переставали их узнавать. Они работали на конвейере, сортировали, разносили рекламу. Заработанных денег едва хватало на еду и оплату жилья.
Бригитта не могла перебороть отвращение к общей душевой и к казённому туалету. Она уходила далеко в лес и мылась в ручье. Гуляние по лесу было для неё единственным времяпрепровождением. Она могла идти часами куда глаза глядят и сама удивлялась, как потом находила дрогу назад. С каждым днём прогулки становились всё длиннее. 
Усталость навалилась неожиданно. Она присела на мшистый камень и задремала. Проснулась в полном мраке. Тогда она яснее почувствовало, что её ведёт неведомая сила. Она  обнаружила, что может идти с закрытыми глазами. 
Бригитта вернулась в кемпинг с чувством, подобным, когда то пережитому плаванью на яхте через океан. Она зажгла свет в комнате и огляделась: - «Это всего лишь временное пристанище». В новом свете комната показалась ей довольно милой.
Утром,  выглянув из окна в тоскливый барачный двор, она подумала: - «Я, наверное, просто сошла с ума».
Максим приходил в кемпинг ранним утром, когда жильцы обычно спали. Мыл коридор и санузел. Убирать комнаты не входило в его обязанности.  На дороге в кемпинг он увидел женский силуэт в тумане. «Какой романтичный образ! Никогда ещё не видел привидений». Издали она казалось прекрасной. Но подойдя ближе, он разочарованно узнал блеклую немолодую женщину, жившую в отеле. «Как привидение в тумане она смотрелась гораздо лучше».
Когда начиналась грибная пора, Максим отправлялся в лес. Он был заядлым грибником.  В тумане раннего утра ему снова явилась Бригитта, но он уже знал, что она только издали похожа на прекрасный призрак. 
Бригитта помахала ему рукой. «Вот опять этот чужак. Мы с ним сродни. Я теперь тоже всем чужая. Странно, что у людей из стран третьего мира такие бледные лица, словно в тюрьме отсидели. И бледность эта не проходящая. И ещё у них  навязчивая манера лезть с разговорами и нагло смотреть в глаза. Шведы себя так не ведут. Но этот мальчик воспитанный. Пообтесался. Кивнул и дальше пошёл. Молодой, полный надежд на будущее.  Мне бы со светлым человеком словом перемолвиться .» 
Первое время в кемпинге Бригитте хотелось пожаловаться на грязь, но вскоре поняла, что она не в том положении, чтобы жаловаться. Её никто не слушал. 
К жильцам кемпинга Бригитта испытывала большее отвращение, чем к общему санузлу.
Несмотря на то, что обитатели кемпинга были людьми не молодыми, потерявшими надежду и форму, там постоянно велось сватовство. Люди сходились не от чувств, а от страха одиночества и по экономическим соображениям. Но на скудной почве прорастала лишь нетерпимость. Связи быстро распадались.
Как только к Бригитте в дверь стучался очередной подержанный претендент, ей вспоминался высококачественный предатель муж, и она злобным голосом просила, чтобы её оставили в покое.
Ещё ей вспомнился детский сад.  Как то летом, когда уборщица ушла в отпуск, замену не прислали. Начальница надеялась, что персонал сам будет убираться. Но важные дамы и не думали себя утруждать. На грязь не обращали внимания пока родители не стали делать замечания. Тогда начальница прислала убираться какую - то измученную иностранку. Та корячилась до поздней ночи, отскребая месячную грязь. Но за один вечер было не управиться. Персонал отправил начальнице ироническое сообщение: - « Мы заметили, что у нас кто- то побывал, но порядок толком не навёл». Пришлось бедняге иностранке ещё раз всё перемывать за те же деньги, при том, что ехала она с другого конца города, оставив дома маленьких детей. Узнав об этом, воспитательницы покатывались со смеху. 
Скитаясь по лесу и размышляя о прошлом, Бригитта не считала своё настоящее жизнью. Это было какое-то Лимбо. 
Когда она исчезла, хватились не сразу. Максим нашёл её в лесу на рассвете. Она видимо споткнулась и неудачно упала, ударившись о камень головой. Максим долго стоял над ней оторопевший. Мёртвая, она казалась гораздо моложе.
По утрам по дороге к кемпингу, Максим видел иногда женский силуэт в тумане.  Он не пугался. Он сам иногда чувствовал себя призраком.